Сибирские огни, 1988, № 9

Тонкие Ножки Крутые Рожки. И про Злых Собак, и про Змея Горыны- ча. Катя слетает в космос, наберет много-много звездочек, принесет бра­ тику. Только надо следить, чтобы он не проглотил звездочку — малень­ кие всё тащат в рот. А с Региной они не будут играть, ничего ей не дадут. Внимание обиженной путешественницы отвлекает что-то черное на снегу. Черное, лохматое. Это не сучок: черное, лохматое шевелилось! Оно ползло! Очень лохматое. Очень черное, похожее на чистилку, кото­ рой бабушка чистит ламповое стекло. Закоптится пузырь-стекло от ке­ росиновой лампы, бабушка снимает с гвоздя эту волосяную чистилку на проволоке, почистит. Пузырь станет светлый, а лохматая чистилка чер- ная-пречерная. Если ее потрогать, руки делаются сразу как у тракто­ риста. Черная-пречерная чистилка ползла по снегу. Никаких ног у нее не было, а она все равно ползла. И очень проворно! Куда-то спешила. На тот берег? Она спешила на тот берег! И сорока летела на тот берег! И эта черная чистилка... Там то ли лучше, на том берегу?! — Регина, а Регина!— зовет Катя сестру.— Иди, что-то покажу. — Не пойду, отстань. — Черное, лохматое, хорошенькое-прехорошенькое,— соблазняет се­ стру Катя. — Не приставай, надоела. — Оно ползет, Регина. Быстро-быстро... Иди скорей! — Ползет,— подходит Регина.— Ну и что? — Она ползет на тот берег. У нее там дети. — Горе ты луковое — дети. У гусениц детей не бывает. — Нет, бывает. Видишь, она домой спешит. — Никуда она не спешит, и никакого дома у нее нету. И вообще она ядовитая. У, уродина противная! И Катя глазом моргнуть не успевает, как Регина ударяет палкой по гусенице. Черная лохматая чистилка исчезает в снегу. Катя бледнеет. — Ты... ты зачем? — Катя задыхается, она не в силах произнести ни слова.— Зачем убила? У нее же дети. Ты злая... злая, злая,— всхли­ пывает Катя.— Она же... она живая... — Ну и что — живая? — Регина смущена.— Она ядовитая, Валерий Павлович сказал: гусениц надо раздавливать каблуком. — Ты сама ядовитая. Ты злая, злая, — всхлипывает Катя.— И твой Валерий Павлович злой. И уходи отсюда... — Ну и уйду. Подумаешь, из-за гусеницы. Регина нарочно очень громко запевает про своего паромщика, а Ка­ тя, всхлипывая, упорно раскапывает ямку, в которой исчезла гусеница. Докопалась до льда — нету. Перекидала снег из одной кучи в другую— нету. Собралась уже разреветься — вдруг покатился черный колобок. Она, черная чистилка! Только теперь это тугое пушистое колобок-колеч­ ко. Ни ножек, ни головки — все скрылось в колючих иголках. Ни жива, ни мертва. Катя опускается на колени, дышит, дышит на черный пушистый колобок. И он оживает! Вздрогнул, распушился, пока­ залась головка. Откуда она взялась? Маленькая-премаленькая, меньше Катиного ногтя. Но среди иголочек чернеют два глаза! Они с маковое зернышко. Значит, гусеница видит? Видит ее, Катю, и думает: ты кто — враг или друг? — Я друг,— говорит Катя.— Я тебя не буду ударять палкой. А Ре­ гина — дура. И врет, что ты ядовитая. И гусеница верит Кате! Головка вытаскивается подлиньше, а само колобок-колечко расправляется, выпрямляется, и вот она снова на снегу и снова ползет! Не раздавила ее Регинина палка: черная живая чистил­ ка ползла! Она была живая! Затаив дыхание. Катя с колотящимся сердцем долго смотрит на кро­ хотное диво, ползущую по снегу живую гусеницу. Она все удаляется, де- 162