Сибирские огни, 1988, № 9

Попове, С. Г. Уралове, И. П. Павлуновском и других. Широко используются при этом не только забытые или полузабытые печат­ ные издания, но и малодоступные архивные материалы. Книга А. Лейфера посвящена жизни и судьбе одного человека, нашей землячке В а­ лентине Бархатовой, прошедшей героиче­ ский путь воина-танкиста в 1942— 1944 гг. Но, в сущности, произведение посвящено, я бы сказал, целому поколению советских лю­ дей, взваливших на свои плечи самые боль­ шие тяготы военных лет. И не только пото­ му, что в книге рассказывается о многих людях, так или иначе причастных к судьбе Вали, а потом и Валентины Сергеевны Б ар­ хатовой. А, главным образом, потому, что в судьбе героини войны, в ее дневнике, делах и поступках, как в зеркале, отразился це­ лый мир деяний и переживаний того воен­ ного поколения, к которому принадлежала Валентина Бархатова. Сотни имен, адресов, встреч и бесед с людьми, знавшими ее, со­ биравшими и собирающими о ней сведения, — вот тот живой источник, который сделал книгу животрепещущей и актуальной. Скажу больше, книги М. Бударина и А. Лейфера по некоторым проблемам оспа­ ривают принятые в ученых исследованиях или произведениях искусства взгляды на те или иные события. Так, М. Бударин на основе документов уточняет далекую от истины концепцию, легшую в основу филь­ ма «Золотой эшелон». А. Лейфер на основе воспоминаний и документов устанавливает подлинные обстоятельства и время гибели Валентины Бархатовой. М. Бударин определяет жанр своей кни­ ги как документально-художественные очерки, А. Лейфер — документальное по­ вествование, не употребляя и слова «худо­ жественное». Он говорит о своей задаче; «...добыть документ, а потом прокомменти­ ровать его (приблизив тем самым к нашему времени). Практически это вливается именно в монтаж текста авторского и тек­ ста документального. Но как бы авторы ни определяли жанр своих произведений, перед ними непременно стояла и задача художественного осмысле­ ния изображаемых событий и судеб. Вспо­ минаются при этом слова В. Г. Белинского, который говорил: «Искусство есть воспро­ изведение действительности, повторенный, как бы вновь созданный мир». Иначе го­ воря, недостаточно еще просто воспроизвес­ ти мир, повторить действительность, следу­ ет представить еще «как бы вновь создан­ ный мир». Обязательным критерием оценки художественно-документальных произведе­ ний является, таким образом, еще и их к а ­ чественно-художественный уровень, кото­ рый определяется выписанными характера­ ми, убедительностью психологических моти­ вировок действий и поступков героев, язы­ ком произведения и т. д. Лучшие страницы двух книг омских ав­ торов и в этом отношении свидетельствуют о добротном уровне. Но здесь не обошлось и без определенных накладок и слабостей. Интересно отметить, что значительно убе­ дительнее в психологическом отношении вы­ глядят те страницы книги «Чекисты», где автор давал больше воли авторскому вы­ мыслу, творческой фантазии. Назову здесь в качестве примеров несколько очерков, со­ ставляющих повествование о жизни и под­ вигах омского чекиста К. А. Вронского, или очерки о Л . А. Казанском. В иных ж е ве­ щах, особенно тех, которые повествуют о работе чекистов в годы войны и после нее («В дни войны и мира»), преобладает сухая протокольность, что сразу же приводит к блеклости языка, к утрате психологической убедительности. Представляется мне, что те страницы, ко­ торые слегка беллетризируют некоторые ис­ торические источники, тоже не украшают книгу. Так случилось в очерке о конце Кол­ чака, на страницах которого почти букваль­ но цитируется книга «Допрос Колчака», из­ данная в двадцатые годы (автор на нее д а ­ же не ссылается). Это тем более странно; автор обычно постоянно ссылается на самые различные издания, приводит довольно пол­ ные биографические данные героев своей книги. Впрочем, и здесь расставлены не все точки над «1». Многие из чекистов школы Дзержинского были незаконно репрессиро­ ваны в конце 30-х годов, но об этом почему- от умалчивается. Сказалось, очевидно, влия­ ние предыдущих изданий книги, когда по­ добные факты чаще всего молчаливо обхо­ дились. Но обратимся вновь к проблеме художе­ ственного вымысла писателя в художествен­ но-документальной прозе. А. Лейфер, касаясь этого вопроса, вообще исключает право автора на художественный вымысел. В сущности, он провозглашает принцип монтажа документов и авторских комментариев. Что ж, и такой прием ис­ пользуется в художественно-документальной прозе. Но и он ведь не исключает проблемы художественности и творческого вымысла. Отбор документов, их монтаж в определен­ ной последовательности и эмоциональном ключе, отношение к ним, выраженное в ав­ торских комментариях, и есть решение этих проблем. И надо сказать, эти задачи А. Лейфер ус­ пешно решает на лучших страницах своей книги. Доказательством тому — убедитель­ но выписанный характер Валентины Б арха­ товой, который воспринимается не только как протокольно-точная характеристика, но и как живой образ человека во плоти и кро­ ви, человека, органически связанного со своим временем, верного ему. Именно поэтому и отмечалось выше, что через образ Бархатовой угадываются качества целого поколения советских людей. Однако для меня несомненным является и то, что в художественно-документальном произведении «...Буду всегда жить» цент­ ральный образ можно было и укрупнить и и в большей мере приблизить к нашим дням именно путем усиления творческого вымыс­ ла, художественной фантазии, которая по­ рой довольно робко проявляется в автор­ ских комментариях. Они могли и должны были быть и более развернутыми, и более смелыми, что ли, в своих ассоциациях и психологических предположениях. Вспом­ ним лирические обращения Вали к отцу, так рано ушедшему из жизни. Они остаются как бы незамеченными автором. Порою же, напротив, комментарии кажутся необяза­ тельными, даж е несколько назойливыми. "Гак, на многих страницах, например, рас­ сыпаны такие замечания: число отправки письма установить не удалось — «стерт