Сибирские огни, 1988, № 9

— Говорил я Мстиславскому, коли ехать он за тобой намерился,— заговорил Иван, обращаясь к Вельскому,— что нужды в тебе нет никото­ рой... И пребывал весь в кручине и зле на тебя, да нежданно явился ко мне боярин, душу свою за тебя принеся, как о том завестовал нам спаси­ тель... И устыдил он меня, и смутил великою смутой, и душа отверзлась моя. Жадит она покаяния за неправды мои жестокие... Покаяния перед тобой... — Нет, государь, нет!— с ужасом вскрикнул Вельский, выметнув к Ивану руки. Он и вправду ужаснулся — ужаснулся от мысли, что может быть втянут Иваном, намеренно или невольно, в непосильную сейчас для себя лукавую игру с ним. Эта игра потребовала бы от него напряжения душевных сил, напряжения ума, но ни ум, ни душа его уже не способны были сопротивляться Ивану. Иван только более прискорбил голос: — Допрежь за все— пред тобой, ибо ты потерпел от меня великий ущерб и тесноты премногие. — По грехам моим, государь, по грехам!— тянул к нему умоляющие руки Вельский. — И в темнице томил тебя, вотчинишку отнял... — По грехам моим, государь! — А вина твоя, есть ли она? Не примнилася ль мне? Не восстало ли на тебя окаянство мое, и не слепота ли моя всему причина? — Государь! — просяще, с надрывом всхлипнул Вельский, ловя и боясь поймать Иванов взгляд, который лишь иногда, вскользь, касался его, будто Иван и сам боялся встретиться с ним взглядом. — Посему и призвал тебя, чтоб за все испросить прощенья, покаять­ ся и примириться с тобой. — Государь!— Вельский припал к ногам Ивана.— Не мучь меня му­ кой столь нестерпимой! Винен я перед собой, винен! Что тебе душу свою уронять, чая неправды мои слепотою своей? Винен я, истинно ви­ нен! Не пощады прошу — приговора! Иван высвободил ноги из исступленных объятий Вельского, отступил от него. — А ежли и винен, то суетною страстью своей. Через ту суетность по чужой мысли ходишь, и она, эта мысль чужая, зловредная, искушает тебя, понуждая ступать на пути нечестивые. Но то более грех твой ду­ шевный, нежели вина, ибо не ведаешь, что творишь, чем движешься и куда. — Не ведаю, государь, истинно, не ведаю,— обреченно с мучитель­ ной истомой и истерзанностью засоглашался Вельский. Стремление Ивана обелить его, стремление столь упорное и совсем ему не понятное, было особенно невыносимо. Он и вправду хотел лишь одного — услышать приговор. — О том я и боярину рек...— Иван чуть приобернулся к Челяднину. — Рек, что примнился мне в тебе волк... Но какой же ты волк? Ты овча заблудшее. Подымись! Не тебе передо мною стоять на коленях — мне перед тобой! Иван подступил к Вельскому, наклонился, ласково взял его за руки, намеряясь поднять с колен. Глаза Вельского расширились от навернув­ шихся слез, он покорно и доверчиво поддался Ивану. Жалобная удру­ ченность, надсадность исчезли с его лица; он как будто освободился в этот миг от чего-то или, скорее, переполнился чем-то. Он вдруг сразу, в одно мгновение поверил Ивану. — Государь, великодушие твое безмерно. И ежели сердце лежит к тому, прости меня и пощади, токмо... ие обеляй. Не обеляй, государь!— Пришедшая вера неудержимо влекла к покаянию — уже бессознатель­ ному, которое потянуло из его души и то, чего в иное время не вырвала бы и пытка.— Не достоин я обелы... Ты веди знаешь сие... Ты все знаешь, государь... Данила Адашев тебе все рассказал. — Данила?! — Ивану явно перехватило дыхание. Должно бьтть, лишь только это, единственное, он как раз и не ожидал услышать от