Сибирские огни, 1988, № 9

инством Шмидта изобраасено его умение хорошо слушать Илью Сельвинского, авто­ ра трагедии «Умка - Белый медведь» (в первой редакции - «Рождение класса») Автор любезно сообщает нам весь разговор с О. Ю. Шмидтом по этому поводу. Оно мож етбы ть. и уместно, такое подробное разъяснение собственного произведемя в целом дневнике, в полной книге. Но в от рывке Илья Сельвинский заслоняет собою «Челюскина» и Шмидта. Подзаголовок «Из дневника челюскинца» вызывает у читате ля иные надежды. И Б. Лавренев о сегодняшнем Париже сдает в печать, в ту же «Вечернюю .Москву» неопределенное, бледное содержанием про­ изведение «Поэт, устрицы и Робеспьер» Правда, хорошо описана внутренность «хар­ чевни» Но даж е поэт-метрдотель тонет в подробностях завтрака Бориса Андреевича Лавренева с его «спутницей». Я к ним обо­ им преисполнена живейшей личной симпа­ тии. Но даж е при наличии ее, в сообщениях о Париже мне, читателю, хочется больше узнать О Париже, о французах, чем о них самих. Тираж советских газет велик. Отрывки должны быть ценны и по форме и по содер­ жанию. И маленькие и большие по размеру наши произведения грешат эгоцентризмом в разнообразных его проявлениях. Флобер писал: «Не следует ничего любить, надо бес- п^ристрастно парить над всеми объектами» Это значит, что в творчестве не следует ни самого себя, никого и ничего любить жи­ тейской нашей мелкой любовью. Но есть другая любовь, очень трудная, ответствен­ ная, зрячая. Лишь она дает умение «па­ рить над всеми объектами». Поэт или писа­ тель из всех полученных от жизни впечатле­ ний выбирает самое насущное, что в твор­ честве питает его. Его вера, его классовая сущность, его любовь руководят зрением слухом, мышлением. Это — материал. Но в художественной обработке материала автор должен быть строг, холоден к собственной особе, к л и ч н ы м , в прямом значении это­ го слова, ощущениям. В этом основная трудность ремесла. «Кто говорил об упое­ нья вымысла, благословлял поэзии дары. Ах, не одна душа еще не вынесла бесслед­ но этой дьявольской «игры»! (Нат. Кранди. евская). «Дьявольская игра» и заключает­ ся в том, чтоб в «упоенье вымыслом» отве­ сти каждому объекту точное, ему надлежа­ щее место. Должны быть бесстрастно унич­ тожены м е л к и е собственные восклицания, подавлена личная боль воспоминаний, сла­ дость маленького собственного восторга. «Над вымыслом слезами обольюсь»,— сооб­ щает Пушкин, не теряя прекрасного ритма. И читатель хочет плакать вместе с ним. Над нашей прозой и стихами он часто пла­ чет там, где мы не ожидаем слез. Происхо­ дит это потому, что мы творим легче, без­ ответственней. Прошлое гнусно, мы о нем недостаточно ясно вспоминаем. Настоящее любим «и сплошной красной краской ма­ люем небо и забор» (Д. Бедный, стихотво­ рение «Печаль»). В книгах о торжестве Октябрьской рево­ люции мы в большинстве изображаем, как Советская власть победила дегенератов, подлецов и трусов. Жизнь грубей и глубже. Победивший класс поверг во прах много волевых, прекрасно одаренных, честно слу­ живших с в о и м убеждениям людей. Храб­ рых людей, но не н а ш е й правды и не н а ш е й чести. Он победил не гнилого, а сильного врага. И в литературе, как в ж и з­ ни, легче одержать победу над слабым вра­ гом. Мы и склоняемся к линии наименьшего сопротивления. Наша любовь к стране, к на­ шему строю, во всему, что крепит СССР, в произведениях наших — малосильна. Пото­ му что мы слишком субъективны. Мы не па­ рим над объектами. И эта любовь наша све­ тит, как маленький фонарик. При его свете мы часто кричим «ура», когда надо кричать «караул». Нужен беспощадный прожектор творческой любви для произведений, до­ стойных эпохи. О перерождении единолич­ ника в колхозника написано много книг, а запоминается, сердит или убеждает лишь «Поднятая целина». В ней пласты жизни захвачены глубоко. Любимые и вражеские объекты освещены равномерным светом знания — чему погибнуть, чему расти. При свойственных и Шолохову провинциализ- мах книга все же побеждает читателя. Низовой партработник определил плохую пашню так: «Борозды неправильные, и вся пахота имеет лишь идеологическое значе­ ние». Таковы же борозды в сознании чита­ теля от многих наших книг. В них лишь на­ строение автора, соответствующее человеку нашей эпохи. Но ведь одного настроения для читателя мало. Он хочет видеть много­ образную действительность, создающую по­ добные настроения. Ему нужны доказатель­ ные образы, утверждающие правоту нена­ висти к прошлому, дающие прозрение не­ пременного будущего. А то ведь при соот­ ветствующем, а не враждебном настроении создан был лозунг, возмутивший Ленина: «Царству рабочих и крестьян не будет кон­ ца». И в наши дни в одном клубе большого провинциального города был вывешен ло- зунг: «Век живи, век учись, умри ударни­ ком». Хорошо, что умный партиец не посчи­ тался с восторженным настроением автора и до начала вечера снял эту надпись. Мы любим, иногда умеем изобразить обстановку победного пункта. Однажды случившееся геройство, явно обнаруженный подвиг, му­ зыка, знамена, красота! А в жизни все про­ исходит медленней, верней и неприметней. Новое утверждается вершок за вершком, шаг за шагом. Большие трудности в построении социали­ стического общества заключаются в преодо­ лении мелочей, микроскопических вреди­ тельств, очень будничных мук в семье, на работе, в быту. Верная картина изумитель­ ной нашей жизни восстанет в книгах лишь при такой кропотливой работе писательско­ го сознания. Без них — ставка на едино­ личный героизм, на знамена, на победную музыку будет бита. О КРИТИКАХ « В январском номере «Журналиста» за 1926 год напечатано заявление редакции: «Наша критика только тогда будет иметь серьезное воспитательное значение, когда • Статья написана в 1925 г. В 1958 г. передана сестрой писательницы в журнал «Сибирские ог­ ни». К печати не принята, потому что касалась острых вопросов литературной цензуры. Под­ линник хранится в Пушкинском Доме.