Сибирские огни, 1988, № 9
те на себя. Д вое придут, впустите. Слыши те? От телефона, осторожно, крадучись, я подошла к окнам, вгляделась в темноту. Мне показалось, какие-то две согнутые фи гуры таятся под деревьями. Д а, несомнен но. Вот одна из них проскользнула поближе к парадному крыльцу. Не помня себя, все же остерегаясь, инстинктивно, без шума, я выбежала в коридор, к дверям освещенной комнаты с открытыми окнами. Тихонько по звала Вершинина. Он вышел на мой зов. — Товарищ Вершинин, я вас мало знаю, но приходится доверяться вам... В это время в кухне послышался стук. Нижние жильцы снова ст)ьчали в свой по толок. Спрашиваю; — Что? В чем дело? Управделами отвечает под кухонным по лом: — В палисаднике лкЗ'Яи!' Мы боимся. По могите, ради бога. На этот раз Вершинин слушал вместе со мной и сердито, хоть и приглушенно, проба сил в ответ: — О боге после! О себе старайтесь, недо пеки. Вооружайтесь, чем найдется. Кочерга, что ль, ухват, коромысло. Чем попадя. И ждите. Не празднуй труса. С усилием приподнявшись с пола, Вер шинин сказал мне: — Товарищ Ахметка, не разводи кани тель. Если есть припас, давай. Убежать нога не дозволит, а стрелять сумею. — Я, Вершинин, об этом и говорила. Я вас еще не знаю. Вы-то не с ними заодно? — Теперь, птаха, сомневаться поздно. Л и бо в меня стреляй, либо мне доверяй. Какой ни-то имеешь револьверишко? Давай, сяду на лестнице, спроть парадной, изнутря. А ты опять в телефон звони кому ни-то. Я с мольбой, с надеждой заглянула ему в лицо. В темноте не различила в глазах, в лице ни дружбы, ни вражды, но спокойное дыхание человека, стоявшего так близко от меня, вдруг вызвало полное, безоглядное доверие к нему. Ведь он мог меня просто пристукнуть кулаком. Я — очень маленького роста — тогда была еще худенькая. — Сейчас! И достала из-за шкафа, где хранились папки с делами, винтовку, подала ему. Он принял ее и ушел через теплый коридор — во внешний, на лестницу. Я взялась за руч ку телефона, мгновение подумала и позво нила не в уголовный розыск, в Сибчека. Я подробно рассказала все, что испугало нас 'этой ночью на Потанинской ул., 26. Д е журный Сибчека велел мне повесить трубку и ж дать у телефона. Я выглянула в дверь, на лестницу. Вершинин твердо, неподвижно, как приросший к ступеньке, сидел спиной ко мне, лицом к парадной двери, с винтовкой наготове. Вернулась к телефону. Только ус пела подойти, телефон зазвонил. Дежурный сообщил мне следующее: — Уже давно спрятана охрана на П ота нинской и Ядринцевской, где Сибнаробраз. Кварталы оцеплены. Мы получили сведения еще до вашего звонка. Из уголовного ро зыска никого к вам не посылали. Хорошо, что не впустили. Телефонный разговор вы ясним. Сидите спокойно. Если постучатся из нашей охраны, предъявят ясный доку мент. Сторож пусть не уходит со своего места. Я сообщила это распоряжение Вершини ну. Он ответил: — Ладно! А вы надзирайте там за окошками. Теперь погасите везде свет Пусть посчитают, что все в дому заснули Напорются! И потянулась ночь. Вот уже дей ствительно — «минуты мне казались ча сами». Длинным, длинным показалось время, пока чуть забрезжил рассвет Вершинин, по-прежнему неподвижно, си дел на лестнице с винтовкой в руках Я устала бояться, снова открыла окно, что бы лучше увидеть улицу. У протиВополож ной стены теперь явственно видны темные человеческие фигуры. Бандиты? Они не ре шатся на рассвете стоять столь открыто Охрана? О ней мне сказали в Сибчека, что спрятана она. Я подошла к, Вершинину чтобы поделиться с ним своим недоумением Вершинин посоветовал; — А приотворите маленечко парадную Здесь деревья не застят свету, виднее Шибко-то не высовывайся, легонько. Я ведь сзади наготове, не бойтесь. И они этакой махонькой не убоятся, за невзрослую по считают. На меня-то сразу взырятся, мужик здоровый. Хоть бы те, хоть бы другие, а то эдак, в дураках доколе будем ожидать? Он помог мне снять с двери тяжелый крюк. Я немного открыла ее и выглянула на улицу. Небо побледнело, рассвет на растал, ширился. У противоположной стены сразу заметили меня. Одна фигура отдели лась, сделала несколько шагов по направле нию к нашему крыльцу. Я невольно поспеш но захлопнула дверь. Вершинин ничего не сказал, но мне самой стало мучительно стыдно своей трусости. Я открыла дверь и сильней выдвинулась на крыльцо. Уже не у стены, а на дороге, посреди улицы, стояла мужская фигура. Как будто в военной гим настерке. Хорошо не разберешь в этот призрачный предрассветный час! Дыханье у меня перехватило, сердце замерло, но я заставила себя выйти совсем за дверь, до первой ступеньки крыльца. Мужская фигура подалась назад к стене. Я постояла одно мгновенье и тоже попятилась к двери. Тог да фигура снова выдвинулась на дорогу. От стены послышался неясный, очень тихий разговор! Я выдвинулась к ступенькам, фи гура подалась назад. Получилось нечто вро де сцены в спектакле «Синяя птица» во МХАТе. Когда Тиль-Тиль отступает, на не го надвигаются «ужасы». Лишь начнет мальчик наступать, пятятся «ужасы». Кто из нас был Тиль-Тиль, кто «ужасы», трудно решить, и неизвестно, сколько времени про должалась бы эта игра, если б не вмешал ся Вершинин. — Чего пугаетесь,— зашептал он свирепо мне в спину.— Все одно уж увидали друг дружку. Спросите, кто такеи? Я выдвинулась на крыльцо и совершенно глупо, дрожащим голосом, спросила: — Вы — кто? Мужчина в форме — теперь это я уже разглядела ясно — тоже подошел поближе и негромко ответил; — Милиция. Вынеси-ка нам, гражданка, воды. Пить захотелось. — Покажите удостоверенье.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2