Сибирские огни, 1988, № 9
в помещения Сибгосиздата проживал еще заведуьощий этим издательством Но и он уехал на праздничные дни в Барнаул для перегоюров с алтайскими писателями. Та КИМ образом, на два дня в учреждении остались только я и вновь нанятый сторож инвалид, фамилия его была Вершинин Это бьы человек пожилой, но здоровый, креп- КИИ, несмотря на простреленную ногу Поо- верить его на работе мы не успели. Заве дующий Сибгосиздатом вручил мелкокали берную винтовку не ему, а мне. Товарищи решили, что я позову кого-нибудь из сот рудников журнала. Кроме того, двор Сиб госиздата сообщался калиткой со двором Сибнаробраза, выходившего фасадом на другую улицу. В Сибнаробразе был свой сторож, и человек пять кучеров спали на крытой вышке сеновала. Стоял июль месяц, легко было позвать на помощь в открытое окно. Кроме того, против нашего учрежде ния, так же на углу, как и мы, проживал командующий войсками Сибири. Около до ма всегда дежурила охрана. Опустилась на город теплая, но темная июльская ночь. Еще с вечера пришел ко мне сотрудник журнала, поэт Вивиан Итин', уча стник гражданской войны, коммунист. Он предложил остаться на ночь в Сибгосиздате, чтобы не было мне страшно у кассы. Забре ла на огонек проходившая мимо сотрудница, тоже поэтесса, Нина Изонги. Упоенные свои ми первыми литературными достижениями, мы заговорились до позднего ночного часа. Изонги остаться ночевать в Сибгосиздате не могла. У нее дома лежал больной. Ей надо было уже сменить сиделку. Мы не заметили, что беседа наша слишком затянулась. Воз вращаться одной женщине, да еще без ору жия, по ночным новониколаевским улицам было нельзя. Товарищ Итин пошел ее про водить, рассчитывая скоро вернуться, хотя жила она далеко. — Ничего, мы бегом,— утешали они меня. — Будете бежать, еще вас за грабителей примут,— засмеялась я. И напророчила. Итин свой револьвер за хватил, а бумажник с документами в разго воре оставил у меня на столе. И вышло так, что Итина, который был без документов, за держал ночной патруль. Осталась я одна с незнакомым сторожем в спокойной уверен ности, что к предрассветному, особенно страшному, часу Итин вернется. И стала разбирать на столе книги и рукописи. Вдруг, через открытое на улицу окно, я услышала тихий разговор на парадном крыльце. Я вы глянула в окно. Напротив, в ночной темно те, чуть белела стена дома, где жил коман дующий войсками. Но стоит ли там часовой, как обычно, невозможно было разглядеть. Окна нашего учреждения закрывали де ревья, разросшиеся в палисаднике перед до мом. Они сгущали темноту, мешал и свет сзади, из комнаты. Я подалась от окна в глубину, чтобы потушить электричество, но в этот момент в комнату вошел наш новый сторож. — Что вам, Вершинин? — спросила я. — А то, что сомневаюсь, товарищ Ах- метка! «Ахметка» — было шутливое прозвище, которым называли меня товарищи по рабо те. Иногда, в веселый час они дразнили ме ня: «Ахметка, хочешь конфетку?» Верши нин, не знал еще моего-имени, а слышал случайно это прозвище: Но я не засмеялась, не поправила его — слишком встревожен ным взглядом смотрел на меня Вершинин. — В чем дело? — Пошел я проверить, хорошо ли вы за товарищами двери заперли. А оно там, за дверью, шабаршит чего-то. Я парадную от крыл на одну половинку, а он, той человек в обвислой шинели, дышит за этой поло винкой. Я, стерегясь, голову-то высунул ле гонько, спрашиваю: «Кто есть?» А он мне, обвислая-то эта шинель, бумажку сует и бормочет: «Тише, гражданин. Я — из уго ловного розыска, впусти меня. На вас нын че готовится грабеж. Я — из уголовного, для поимки. Вот — удостоверение». А, лих его знает, что за бумажка! Темно, и все, вроде печати нет. У меня зоркий глаз, вроде нет печати. — Ну? — Ну, я сказал; «Не пущу» — и дверь на крюк запер. — А он что? Там стоит? — Нижним жильцам в окошко стал сту чать, а я мигом по лестнице сюда. Пусть они его, через свой вход, со двора, через во рота, впущают. — Д а ведь ключ от замка у ворот — у нас. — А ну пусть они полезут через окно. Товарищ Ахметка, идите туда, в темную канцелярию, а я на свету останусь... Я поняла. Не дожидаясь, кинулась в не освещенную комнату к окнам и стала всмат риваться в темноту. От легкого ветерка чуть трепетала на деревьях палисадника листва. Больше ничего не было ни слышно, ни видно. И мое собственное сердце стуча ло так, что мешало слуху. В дверь из тем ного коридора меггя позвал Вершинин. — Ахметка, изнизу начи в кухню в пол стучат. Бегите туда, а я тут останусь. В кухне я легла на пол, послушала. Дей ствительно жильцы снизу стучали в свой потолок. Я потопала ногой, припала опять к полу, откликнулась. Мало внятно, а все же доходили до меня слова. Говорил наш уп равдел. — Стучался в окно человек. Я взяла у него удостоверение, но вернула его и не впустила. Печать фальшивая, уж я-то знаю. Фальшивая... — Ладно,— ответила я,— позвоню сейчас по телефону в угрозыск. Телефон старинного образца, с ручкой, которую надо не один раз повернуть, чтобы соединиться с абонентом,— висел на стене в темной канцелярии. Окна в палисадник здесь были закрыты. Вершинин дежурил в освещенной комнате. Я позвонила в уголов ный розыск. Произошел странный, сильно смутивший меня разговор. После необходимого вступления, я спро сила: — Вы присылали своа-о человека в Сиб- госиздат? — Да, да. Он у вас? Позовите его к теле фону. — Но мы его не впустили. У него удосто верение что-то не в порядке. Печать... — Какие глупости! Теперь, если что слу чится, пеняйте на себя. Кто это распорядил ся? Безобразие! Бюрократы какие, печать им не понравилась! Если еще придвт, вну-- екайте без всяких разговоров. Иначе пеняй-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2