Сибирские огни, № 6 - 1983

Можешь без товарища. А вообще-то меня зовут Владимиром. На служ­ бе отвык от имени. Все по должности да по фамилии. — Фамилия у тебя строгая,— проговорил Евдоким.—А так шиб­ ко молод еще. Преступлениев много разоблачил? — Я не разоблачаю. Я раскрываю. Такова работа.— Он сел на лавку, поставил около себя портфель, вытянул ноги.— Холодно, ветер насквозь пронизывает. — Может, есть будете? — спросила Наталья.—Мы уже пообеда­ ли, а вы с дороги. — Есть не хочу,— ответил чекист,— а вот чаю бы выпил. Наталья поставила на стол кружки, налила чаю, заваренного ли­ стом смородины и сушеной малиной. Спиридон придвинулся к столу. Крутых открыл портфель, достал небольшой кусок сахару, ножом рас­ колол его пополам. Одну часть положил в свою кружку, другую отдал Спиридону. Несколько секунд посидел в раздумье, достал кусок сахара побольше, положил на стол. — Это тебе,— сказал он, повернувшись к Наталье.— Больше за постой платить нечем. Сухим пайком взял, а съесть не успел. — Ишь ты, вам даже сахар дают,— удивилась Наталья. — Чтобы не так горько умирать было,— ответил Крутых, и нель­ зя было понять, шутит он или говорит правду. — Рано о смерти заботишься,— проговорил Евдоким.— Прежде ведь сам человек пятьдесят на тот свет отправить должен. Иначе что ты за работник. Крутых смерил его взглядом, задержавшись на йгароких, обвет­ ревших руках Евдокима, неторопливо отхлебнул чаю. — Если бы мы не отражали наступление контрреволюции,— ска­ зал он тихо, но очень твердо,— советской власти уже не было бы. Слово контрреволюция он произнес с такой ярой ненавистью, что Евдоким невольно заерзал на скамейке. Ему подумалось: такой не только, не дрогнув, поставит кого-нибудь к стенке, но и сам бросится на дуло. А на вид совсем мальчик, еще раз отметил Евдоким и полез за кисетом. Попив чаю, Спиридон отодвинулся от стола и свернул цигарку. — За окном-то чо делатся,— сказал он, показывая самокруткой на берег реки. Над Чалышом летел снег. Но на земле снега не было. Жадно ловя каждый лучик солнца, она уже успела прогреться, и снежинки, едва прикоснувшись к ней, таяли. Желтая прошлогодняя трава намокла, посерела. Мужчины молчали, и это молчание казалось естественным потому, что у каждого из них был свой интерес, и ничто не связывало их вместе. Молчание угнетало лишь Наталью. Приезд чекиста не давал ей покоя, ее разбирало женское любопытство. Наконец она не выдержала и спросила у Крутых: — Надолго сюда? — Шишкин домой поедет — и я с ним,— ответил чекист и зевнул. Ответ не удовлетворил Наталью, но задавать дальнейших вопро­ сов она не стала. Собрала со стола кружки, накрыла полотенцем хлеб. — Давно здесь живете? — вдруг неожиданно спросил, казалось, уже начавший дремать Крутых. — Второй год,—ответил за жену Евдоким. Ему не понравилось, что тот преднамеренно разговаривает только с ней. — А сюда откуда приехали? — снова спросил Крутых и уставил­ ся взглядом на свои сапоги. Канунников не знал, подозревают ли его в чем-нибудь или просто хотят прощупать, чем живет, но прекрасно понимал, что от него не отстанут, пока не удовлетворят любопытство. — Из Оленихи,— проговорил Евдоким.— Слышал такую де­ ревню? — Чем же она тебе не понравилась?