Сибирские огни, № 6 - 1983
из горна уголь, прикурил. Посмотрел заготовку. Конец ее светился алым светом. Он положил ее над отверстием в наковальне и приставил к концу заготовки бородок. — Бей,— снова приказал он. Кузнец осмотрел отверстие, пробитое в тележной оси, и сунул заго товку в горн вторым концом. Канунников благоговейно стоял рядом, удовлетворенный тем, что всего за несколько минут своими руками из бесформенного куска железа сделал необходимую для крестьянина вещь. Когда пробивали в оси второе отверстие, зашел Зиновьев. Евдоким обернулся и проговорил: — Я тебя жду. — А я думал, ты уже молотобойцем устроился. — Степана на минуту домой отпустил, вот и попросил его посту кать немного,—ответил за Канунникова кузнец. " — Железа вам сейчас привезут,— сказал Зиновьев.—Теперь душа винтом, а чтобы к завтрашнему дню плуги были готовы. Даже если всю ночь работать придется. Ну пошли, если ко мне,— обратился он к Евдокиму. Шли молча, председатель был занят своими мыслями. И только когда зашли в контору и Зиновьев сел за свой стол, он задал вопрос: — С чем приехал? — Насчет рыбалки говорил, помнишь? — Как не помнить,—ответил Зиновьев.—Только не до рыбы мне сейчас. Посевная на носу, а семян не хватает. Техника еще не вся от ремонтирована. Иди к нам молотобойцем. Ты мужик здоровый, у тебя получается. Работать в кузне не входило в планы Евдокима. Он не привык, да и по складу характера не мог подчиняться кому бы то ни было. Во вре мя посевной или осенней страды он работал до изнеможения, но то был труд на его собственном поле. Канунников знал: все, что заработает, останется ему. Рыбалка давала хотя бы видимость свободы. В кузне же нужно было с утра до вечера стоять у прокопченного горна. Канунни ков опустил голову и ничего не ответил. — Ну коли так, прощай,— сказал Зиновьев. — Прощевайте,— ответил Евдоким. — Попозже, может, что и решим,— проговорил Зиновьев, когда Канунников уже взялся за скобку двери,— а сейчас пока живи, мы те бя с земли не гоним. Прежде чем уехать домой, Евдоким решил зайти к Спиридону. Но того дома не оказалось, уехал на пашню оборудовать стан. Течение отнесло Евдокима на середину Чалыша. Перед ним откры лось залитое весенним солнцем Луговое. Село протянулось вдоль берега на целую версту. Занятое своими делами, оно отмахнулось от Евдокима. В его душе скопилась горечь. Он начал понимать всю неопределенность своего положения. Остаться единоличником ему не удастся, в колхоз он не желал. А он будто не замечает этого, распахивает землю, скола чивает маленькое хозяйство. Надо менять и уклад жизни, и убеждения, но он словно внутренне оцепенел, у него не хватало сил до конца осо знать окружающие перемены, перешагнуть через самого себя. Из оцепенения его вывел крик гусей. Евдоким поднял голову и увидел их в двадцати саженях от себя. Они вынырнули из-за поворота реки и очутились почти у самой лодки. Но, заметив человека, осторож ные птицы тут же отвернули в сторону и стали забирать круто вверх. Канунников проводил их взглядом и еще раз подумал о том, какие бо гатые здесь места. Почему-то вспомнился осетр, который в прошлом году поранил ему руку. Евдоким поднес левую ладонь к лицу, посмот рел на шрам, подвигал пальцем. Пойдет вода на спад, опять начнут попадаться осетры. К дому Канунников подъехал, когда солнце уже садилось за реку. На берегу, как изваяние, сидела собака, подаренная Спиридоном.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2