Сибирские огни, № 6 - 1983
— Зато рыбу какую поймал. Таких я отродясь и жи ву на реке. На берег вышла жена Евдокима Наталья, спустилась к лодке. Осетр лежал на дне, выставив широкую зубчатую спину. Он был еще живой, время от времени жаберные крышки его судорожно вздра гивали. — Как же ты его вытащил? —спросила Наталья и толъкр.тут за метила окровавленную руку мужа. — Это —он,—ответил на ее вопросительный взгляд Евдоким и до бавил: —Уху свари. Из стерлядок. Гостя будем потчевать. — Руку-то, поди, больно? Евдоким посмотрел на запекшуюся кровь, потоптался и, ничего не ответив, пошел по скрипучему песку к дому. — Так, значит, тебя Спиридоном Шишкиным зовут? —спросил Канунников, помешивая ложкой дымящуюся уху, в которой плавали рыжие блестки стерляжьего жира. — Чудной ты какой-то,—ответил большеухий и посмотрел в глава Евдокиму.—Я вон за хмелем поехал и то, думаю, дай навещу человека. Одни ведь вы здесь. Скука. А тебе что есть рядом люди, что нет их, все одно. Может, убежал от кого, а? — От людей и убежал,—сказал Евдоким.—Они в коллектив хотят, а мне он не нужен. — Коллектив, брат, сейчас везде. И в Омутянке, и у нас в Луговом тоже. А ну вот соберутся луговские да выселят тебя отсюда, зейля-то теперь ихняя. — Кому она нужна? Хлеб на ней сеять нельзя, вода заливает. А по косов и возле деревни сколь хошь. — Оно так.—Спиридон почесал макушку.—А получается, что на коллективной земле единоличник живет. Уху ели молча. Евдоким насупился, уткнулся головой в чашку. На талья сидела на кровати. В словах Спиридона ей чудилось больше прав ды, чем в рассуждениях мужа. Он хотел прожить отдельно от людей и твердо верил в то, что ему это удастся. Доев уху, мужики вышли .покурить на крылечко. Спиридон разва лился, опершись на локоть, и с удовольствием затянулся махоркой. Канунников достал кисет, но не закурил, а долго и пристально смотрел на реку. — А что, и вправду выселить могут?— неожиданно спросил он. — Власть везде одна. Слышал надысь, что сторожа на луга по ставить хотят. А то омутянские косить начнут. Ты бы съездил в село, может, в сторожа и определишься. Хотя по мне, так пусть косят. Чего граве пропадать-то. У Спиридона было длинное, изрытое редкими оспинами лицо. Широкие ладони были сухимй и шершавыми от постоянной работы, на длинных пальцах вздулись суставы. От’этого нескладного мужика исхо дила особая доброта. Чувствовалось, что он знает цену земле и хлебу. Евдоким спросил: — С хлебом-то как? — Нонче будет неплохо. Пашаница дуром прет, убрать бы только. Евдоким окинул взглядом берег реки, луг, за которым в дальней дали узкой полоской синели горы Где-то в той стороне было его родное село Олениха. Интересно, какой хлеб поспевает сейчас там? У Канун- никова шевельнулось сердце, но не от жалости к себе, а к своей пашне. Ему почему-то показалось, что она должна быть заброшенной. Спиридон докурил козью ножку, поплевал на огонек. — Пора мне,—сказал он.—Хмелю надо набрать, а то квашню ставить не на чем Здесь в забоке его черт-те сколько. Будешь в Луговом, заезжай. Приезд Спиридона разбередил душу Наталье. Она была общитель- 72
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2