Сибирские огни, № 6 - 1983
— Не ушиблись? —тихим от испуга голосом спросила Фаина, опустившись на корточки, всматриваясь, как он, чертыхаясь, выбирает ся на четвереньках из ямы. Савин ответил, что нет, только вот измазался, как черт, да сапог нахлебался воды. — Надо переобуться, вернемся к тем копешкам,— решительно ска зала она. Из мягкой пахучей глубины копны Фаина быстро и сноровисто выдернула несколько сухих охапок, бросила на землю. Он сел. Пока он выжимал портянку, носок, мокрую до колена штанину, она пучком се на вытерла изнутри насухо сапог, протянула ему. — Сядьте-ка, передохнем минутку,— сказал он. Она молча, по корно опустилась рядом с ним, скрипя плащиком. Охапка сена была мала, и сидеть пришлось тесно, бок о бок. Ветер мелкими всплесками скользил по их разгоряченным ходьбой лидам, мрачно сипел в ветвях невидимого отсюда сосняка. — Глухо-то как,—проговорила Фаина, вздохнув.—Останься я сейчас одна, я бы, кажется, умерла со страху, правда... Вам этого не понять. — Это почему же? — Потому что вы мужчина. А мы... а я так устроена, что все во мне... все мои чувства приспособлены прежде всего к защите. Ведь боязливость тоже защита. — Очень устали? — спросил Савин. — Да что вы! Совсем нет. Он приобнял ее за плечо, и она притихла, замолчала, склонившись к нему, к жесткому рукаву его дождевика. Выйдя снова на вязкий прдселок, они повернули в Сайлапку, в надежде, что другим, может быть, повезло больше и девочка отыскалась. Но нет: все другие тоже вернулись ни с чем —Олёнка будто канула. Они зашли в дом, слабо светившийся одним окошком. Лампа, подвешенная на гвозде, вбитом в оконный наличник, блед но выбеливала стол, низкие стены, лида людей. Электричество погасло, вероятно, по всей Сайлапке. Об Олёнкиной матери Савин всегда думал почему-то как о старухе. По крайней мере, она ему представлялась пожилой женщиной, обяза тельно маленькой и хрупкой, которую несчастья дочери —единствен ного ее ребенка —сделали старухой. Но вот она сидит за столом, под самой лампой, сгорбившись, шаль скатилась на плечи, и Савин с удив лением видит, что это довольно молодая женщина, круглолицая, с крепко упершейся в столешницу грудью. А ямки на щеках и светлая пышная коса, окрученная вокруг головы, в другое время делали ее, пожалуй, даже миловидной. Он пытался найти в ней простенькие черты Олёнкиного лица —не нашел, разве что волосы, их молочно- белый цвет. Люди заходили, выходили, переговаривались, а она, ни на кого не обращая внимания, сидела и тихо, монотонно выла —Савин сразу да же не понял, откуда этот тонкий, однообразный звук. Одна из женщин пыталась ее успокаивать, что-то шептала, склонившись. Та, на секунду умолкнув, тут же снова старательно принималась за свое, уставившись взглядом в пространство. Этот ее вой можно было принять за притвор ство, если бы не гл^за. В их темном, неподвижно-лихорадочном блеске стояло неподдельное материнское горе. ...Догадка эта пришла к нему с болью, как озарение, и он, еще бо ясь верить в нее — слишком была неожиданной, чтобы оказаться
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2