Сибирские огни, № 6 - 1983

осббенно не приходилось. Но у нее был сын, и она жила теперь сыном. Он вспомнил, как впервые увидел ее, когда она прошла мимо, поздо­ ровавшись с ним, незнакомцем, мягким, сдержанным наклоном головы, и ее прозрачная косынка в лучах встречного солнца плавилась, точно корона. Бог ты мой, да она в молодости была красавица, подумал вдруг Савин, ощущая в душе легкое волнение от своего нехитрого ма­ ленького открытия. И вот же — несмотря на работу на тарной- фабрике (громоздкий, ткущий мешковину станок, посконная пыль, грохотанье), каждоднев­ ные, без дня пропуска, зимой и летом обязанности по дому и хозяйству, уходу за матерью — несмотря на вдовью жизнь, она не опустилась как женщина, сохранила стройной фигуру, прямой и доброжелатель­ ный взгляд, не озлобилась и не ожесточилась. Какой, должно быть, прекрасной женой была она мужу-пьянице, так глупо убившему себя и приговорившему тем самым ее к одиночеству. Подумав это, Савин даже поморщился. Он поймал себя на том, что судит человека, которо­ го не знает. Вернее, знает только по одному-единственному факту: упал с мотоцикла пьяный. Оказывается, ему эгоистично, предательски не хотелось сейчас, сию минуту, чтобы даже в прошлом рядом с Фаи­ ной стоял такой же прекрасный, как она сама человек, не пьяница, не забулдыга, а жертва обстоятельств. Точно это могло умалить его собственные достоинства. Выйдя из темного, уже в лунном свете сада во двор и прощаясь у калитки, он взял ее руку в свои ладони. Рука в кисти была маленькой и тяжелой, будто голыш-камешек, безвольной. И ему вдруг, размяг­ ченному атмосферой этого вечера, садовым застольем, мыслями о ее семилетней безмужней жизни, чувственные трудности которой он по своему мужскому незнанию преувеличивал, захотелось поцеловать эту руку. Он никогда прежде не целовал женщинам рук. Вместо того чтобы наклониться, потянул ее к себе, тут же ощутил грубую свою, унижающую неловкость. С этой неловкостью в душе и как бы даже на губах, сохранивших теплую шершавость ее пальцев, он и ушел, оставив ее за калиткой молчаливую, будто окаменевшую от его стыдных в своей половинча­ тости прикосновений. В доме было темно, Полина Александровна спала, слышалось из-за двери, как она шумно выдыхала через губы: пф!.. пф!.. Скрипучи­ ми тяжелыми половицами Савин прокрался в ¿вой закуток. Спать не хотелось. Неловкость от прощания с Фаиной вроде прошла, но какое- то беспокойство, неудовлетворенность собой остались. Он толкнул створки окна, присел на подоконник; пахнуло в лицо нагретой землей, зеленью. Слабо чернела на пепельном бе'з звезд небе искривленная макушка сосны. Невидимый сверчок тянул сквозь ночную тишину серебряную кудельку своей песни. Где же он пристроился? Должно быть, в оконном наличнике... Савин заволновался. Ребенком-дошколь- ником он жил одно время в деревне, и таинственное пенье сверчка было одним из самых стойких впечатлений тех лет. Ему ни разу не удалось отыскать его. Сверчок так и остался трепетной загадкой детства. Неужто он в самом деле такой, каким его нарисовали позже в учебни­ ке — полупрозрачное неуклюжее насекомое с бессмысленно растопы­ ренными усами, а не веселый крепенький кузнечик, каким он всегда виделся мальчишескому воображению. Может, попробовать отыскать сейчас?.. Ну хотя бы для того, чтобы убедиться, что учебник сказал неправду!.. Нет, сон решительно не шел в голову. Савин перекинул ноги через подоконник, спрыгнул и зашагал по проулку в сторону ручья —со странным ощущением беспричинной радости и беспокойства. Сугли­ нистая горбатая тропка привела к неширокой запруде, здесь ближай­ шие дворы брали на полив воду, вымачивали бочки, полоскали белье.