Сибирские огни, № 6 - 1983

ПЫЛАЕВ. Поехал на машине — думал быстрей... попал в пробку. Итак, вы с дружеским визитом? Есть ко мне вопросы? ПЕРЕВОДЧИК (протягивает бумажку). Вот. (Редтон достает маг­ нитофон, блокнот, авторучку.). Можно начинать? Господин Рестон спра­ шивает у господина Пылаева, может ли он узнать не только о работе художника и его коллег, но более широко — о всей жизни господина Пылаева? ПЫЛАЕВ. Конечно. ПЕРЕВОДЧИК. Господин Рестон спрашивает — сколько машин у вас? ПЫЛАЕВ. Одна. «Запорожец». КОВАЛЕВ. Ты мог давно купить «Волгу», мы тебе предлагали. ПЫЛАЕВ. А зачем? Разобью — не жалко, куплю новую. В век суеты лучшая машина — это железный пиджак под названием «Запо­ рожец»! Кроме того, у меня служебная. (Смотрит листочек.) Тут еще написано — сколько квартир и какие? Господи, на какую ерунду тра­ тим время! Одна квартира, сорок два метра, мне достаточно. Есть еще мастерская, там я живу... когда хочу. Десяток костюмов, штук два­ дцать галстуков, три пары ботинок, фуфайка для охоты, лапти на сте­ не—но это для красоты. (Рестон хохочет.) Все о’ кей, господин Рестон! Если у него нет больше вопросов, я побегу работать. Сегодня утром было такое состояние в природе... серебряные облака этакими копытца­ ми... и деревья, изогнутые на ветру... Свет боковой и ветер — все совме­ стилось... ПЕРЕВОДЧИК. Гость спрашийает, как вы начинали вашу карьеру? ПЫЛАЕВ. Плохо. Я поступал в Академию художеств — и про­ валился. ПЕРЕВОДЧИК. Переводить? ПЫЛАЕВ. Конечно! Провалился, как последняя бездарность! Хо­ тел угодить руководителю, к которому мечтал попасть. Скопировал его манеру. Мои друзья уверяли меня, что великий художник обнимет меня, как своего преемника, заплачет на моем плече... а он пришел в бешен­ ство! Он кричал — любой недоучка мне дороже, чем этот копиист!.. На будущий год я снова поступал. Окончил с золотой медалью. Я понял, особенно сейчас, — надо быть-самим собой. ПЕРЕВОДЧИК. Господин Рестон спрашивает, а что господин Пы­ лаев может рассказать о своих коллегах? ПЫЛАЕВ. Мои коллеги — люди способные. Цыганов, Белов... Есть талантливые, такие, как Панин. Па-нин. Андрестед?.. Но во всех нас живет еще какой-то унылый провинциальный стиль. Я сам так работаю. РЕСТОН (удивленно). Он любит правду! КОВАЛЕВ. Да. ПЕРЕВОДЧИК. Наш гость из Америки спрашивает — не можете ли вы рассказать, как развивается живопись вообще в нашей стране? ПЫЛАЕВ. А можно, я еще глобальней? Коснусь их тоже? КОВАЛЕВ. Вот это правильно. ПЫЛАЕВ. Я считаю,— конечно, это сугубо личное мое мнение — человечество уже миновало свой лучший пик. Я имею в виду — в ис­ кусстве. Лазеры, спутники — это другое... Микеланджело мог годами высекать из мрамора Давида, шлифовать каждый ноготь... фламанд­ ские мастера писали натюрморты — лимоны, серебряные вазы круже­ ва — до галлюцинации прекрасно... А мы? Кое-как работаем, ’прибли­ зительно. Кто первым стал эксплуатировать приблизительное ощуще­ ние цвета? Французские импрессионисты. РЕСТОН. Вы против импрессионистов?! ПЫЛАЕВ. Нет! Я говорю о другом. Приблизительность чувств, приблизительность ценностей, приблизительность актерской игры... не­ точность рифм... эпитетов... это целый феномен. Это как приблизитель­ ная точность в квантовой механике — все покроет закон больших чисел Непонятно говорю?