Сибирские огни, № 6 - 1983

н книжном полки Сергей Сартаков. Лист Мёбиуса. М , «Прав­ да», 1982- Эта небольшая книга являет собой ли­ рико-философские размышления писателя о любви человека к человеку, о сути чело­ веческого счастья. Ставя в своих новеллах «вечные . вопросы» бытия, автор поверяет их самой нашей жизнью, опытом счастли­ вых взлетов и горьких падений героев, на­ селяющих книгу. Совсем недолгой была любовь медсестры Маруси и студента Виктора («Незабудки»), Да и любовь ли? Кончился сезон, Виктор уехал,- пообещав вызвать Марусю к себе, в Москву, чтобы жить и учиться вместе. Уехал и на многие годы исчез. Казалось бы, очередной «курортный роман» (сам Виктор, кстати, так его и воспринимает), однако С. Сартаков как бы советует чита­ телю не торопиться с выводами, как бы предупреждает, не слишком ли спешим мы порой объявить вспыхнувшее чувство слу­ чайным и бежим его, не думая, что бежим от собственного счастья... Бегство не сдела­ ло Виктора счастливым. Напротив, когда волею обстоятельств он вновь попадает в тот же санаторий, совершенно больным и разбитым,— это уже «несчастный человек. Неудачник. Учился на геолога, институт не закончил. Работает на перевалочной базе экспедитором. Трижды женился, разводил­ ся. Не нравились женщины, боялся иметь детей. А теперь, когда в жизни надвинулись грозные дни, остался совсем один»... Пре­ дательство Виктора тяжело отдалось в ду­ ше Маруси. Но оно не опустошило ее, пото­ му что в ней оставалась любовь; искрен­ няя, настоящая. Каждый год приезжает Маруся в санаторий. «Я не могла не при­ езжать сюда. Ведь здесь я дышала... вздо­ хом первой любви!» — сознается она. И вот новая встреча. Странно, но прежнего чувст­ ва вроде бы и не ощущает Маруся. Ушло, выгорело оно. Так, по крайней мере, она убеждает себя. Но вдруг нужна помощь — Виктору, всеми забытому. И тогда Маруся без колебаний помогает ему. Вернулась любовь? Или сказалась простая человече­ ская жалость? Или что-то иное выразилось в этом поступке? Автор не дает однознач­ ного ответа. Он просто пишет один из ва­ риантов судьбы, разбираться в нем и да­ вать оценки предлагая нам. Сержант Нарубин («Домой») потерял в войну родных. Но вот однажды, в конце войны попадает ему письмо старого ангар­ ского лоцмана Андрея Максимовича Оклад­ никова, в котором тот приглашает к себе бойца, у которого «нет ни села родного, ни дома, ни семьи и приклонить голову негде». После долгих раздумий, демобилизо­ вавшись, Степан решает поехать к Оклад­ никову. Ему, одинокому человеку не первой молодости, нужны и кров, и семья, и доб­ рое сердечное участие. У Окладникова Сте­ пан не только обрел крышу, но и почувст­ вовал, насколько могуча и щедра может быть любовь человека к человеку. Безгра­ ничная душевность Андрея Максимовича сотворила чудо — возродился, освободился наконец от гнета горя Степан Нарубин, об­ рел уверенность, вновь ощутил счастье жить мирной трудовой жизнью среди открытых и бескорыстных людей. Окладников — обы­ кновенный русский человек, но в изобра­ жении С. Сартакова он настолько типичен, что мы можем говорить об олицетворении в нем лучших черт русской души, русского национального характера. Не случайно, убеждая Степана остаться у него, лоцман говорит: «А ты подумай так: не я, а народ солдата своего приглашает. Народ надо уважать». Многоголосый разговор о счастье дости­ гает истинно философской глубины и на­ пряженности в рассказе, давшем название всему сборнику, «Лист Мёбиуса». «Счастье — это ведь не обстоятельства, в каких живет человек, а скорее свойства его характера, его оценка этих обстоя­ тельств»,— говорит герой рассказа «Лист Мёбиуса» Валентин Шатонович. Он осо­ бенно прав в том, что счастье — действи­ тельно ерть «свойства характера». И писа­ тель доказывает это каждым из рассказов своей новой книги. ГРИГОРИЙ АРАБЕСКИН Анатолий Иванов. Повесть о несбывшейся любви. «Огонек», 1982, № 32—35. Точка отсчета в повести — Сибирь, де­ ревня Белоярка. Отсюда вышел главный ге­ рой — «известный на всю страну писатель, давным-давно удостоенный всех возможных званий, государственных наград и премий», Чернышов. Лаконично передает А. Иванов его эстетический мир: «Чернышов любил и понимал природу. ...В душе он был музы­ кантом, без конца слушал обожаемых им Бетховена, Глюка...» Он не оторван от род