Сибирские огни, № 6 - 1983

считали его наставлением в христианском благочестии), затем появились древнееврей­ ский, испанский, латинский, немецкий, фран­ цузский, итальянский и другие переводы; отзвуки «Панчатантры» содержатся в твор­ честве новеллистов эпохи Возрождения (Бокаччо, Ганс Закс), взятые из нее сюже­ ты можно найти в баснях Лафонтена и Крылова, в «Азбуке для детей» Толстого. Не менее мощное влияние «Панчатантра» оказала на литературы и фольклор Юго-Во­ сточной, Восточной и Центральной Азии, в том числе и монгольских народов. Интересующая нас индийская сказка рассказывает о том, как некий ткач приле­ тал каждую ночь к своей возлюбленной — дочери царя — на деревянной птице гару- де, изготовленной его другом-плотником, при этом гкач выдавал себя за бога Виш­ ну В арабской переработке из «Тысячи и одной ночи» вместо птицы фигурирует ле­ тающий стул, а Вишну заменен Азраилом, в узбекских же сказках птицу замещает деревянный конь. Этот же сюжет, но с не­ которыми изменениями (герой добивается любви, выдавая себя за бога) лежит в ос­ нове одной из новелл «Декамерона» и пуш­ кинской «Гавриилиады» Его можно обна­ ружить и в средневековых китайских новеллах эпохи Тан. В монгольском вариан­ те из сборника «Шудди кур» («Волшеб­ ный мертвец») герой также летает к жене на деревянном гаруде. Во всех этих вариантах обращает на себя внимание следующий параллелизм; герой летает не на живой волшебной птице, а на искусственной, «ненастоящей», соответ­ ственно он, во-первых, прибегает к обману, изображая себя богом, и является, таким образом «ненастоящим» божеством, а во- вторых сам брак также «ненастоящий» — он либо представляет из себя незаконную связь, либо в конечном итоге расстраивает­ ся В бурятском варианте герой не летает на птице, но остальные элементы налицо: искусственность птицы соответствует моти­ ву расстройства брака. Здесь не место ис­ следовать происхождение названного сю­ жета укажем лишь на одну интересную типологическую параллель: в «Илиаде» гре­ ки берут Трою при помощи деревянного ко­ ня. мотив расстроенного брака там тоже при­ сутствует — ведь троянская война велась за то, чтобы вернуть похищенную Елену. Наличие в бурятской «Гэсэриаде» заимст­ вованных образов и сюжетов нисколько не принижает ценности этого выдающегося произведения народного творчества. Основу эпопеи составляют исконно бурятские ми­ фы. образы и представления, отражающие древнюю духовную культуру бурятского народа. Помимо сугубо национальных, при­ сущих только ей характерных особенно­ стей, бурятская «Гэсэриада» отчетливо де­ монстрирует черты, общие для эпических памятников большинства народов. Прежде всего это относится к тому, что мы назвали бы космичностью эпоса. Масштабы подви­ гов Гэсэра и их значение предстают в устах сказителей грандиозными и потрясающими воображение, значение их огромно, они со­ вершаются во имя не отдельных людей, но всего человечества в даже всего живого вообще. Чудовища, с которыми сражается Гэсэр. персонифицируют ае отдельные по­ роки но вселенское абсолютное зло. Соот­ ветственно этому эпический, герой-наделя­ ется сверхъестественными качествами и свойствами, ему приписывается божествен- нбе происхождение и необыкновенная судь­ ба: рождается он чудесным образом, уже в младенческом возрасте совершает бога­ тырские подвиги, самыми благородными человеческими качествами — Смелостью, мужеством, добротой, справедливостью — он наделен в высшей степени. Художест­ венным средством для выражения всего этого служит гипербола, поэтически красоч­ ная и образная. Сам Гэсэр по своей бога­ тырской стати сравнивается с горой, со­ болья его шапка уподобляется огромной копне, а кисть на ней — травяному холму, одежда Гэсэра сшита из шкур семидесяти изюбрей, чудесными свойствами обладает и меч героя, не тупившийся «о белые кости» и удлинявшийся при виде противника на восемьдесят шагов. Описания битвы Гэсэра с чудищами напоминают мировую катаст­ рофу: Мироздание пошатнулось. Море вздрогнуло и захлебнулось, Превратились горы в песок. Разъярился речной поток, Желтоцветная пыль взметнулась... Но одним этим эпический космизм «Гэ- сэриады» не исчерпывается. Если внима­ тельно посмотреть на структуру памятника, то нетрудно заметить, что земные подвиги Гэсэра в сущности повторяют космическую битву между силами добра и зла, развер­ нувшуюся на небесах между Хан-ХурмаСом и Атай-Уланом. Эпопея распадается, таким образом, на две части, образующие как бы два плана — небесный, божественный, иде­ альный — и земной, человеческий, матери­ альный. Из литературных реминисценций на память здесь приходит, например, гётев- ский «Фауст», также начинающийся «Про­ логом на небесах». Безусловно, «Гэсэриаду» и «Фауста» нельзя уподоблять друг другу: то, что в первом случае составляет неотъ­ емлемую и органическую сущность компо­ зиции, обусловленную специфическим ми­ ровосприятием, во втором является не более, чем переживанием литературного ка­ нона, в значительной мере утратившего свой прежний смысл. Вместе с тем, нам ка­ жется несомненным типологическое родство отмеченной особенности, присущей этим двум (не только, впрочем одним им) столь далеким один от другого литературным памятникам. В «Гэсэре» такого рода парал­ лелизм не случаен, он обусловлен одним из архаичнейших представлений мифопоэти­ ческого мышления, будто всякая вещь, жи­ вотное, человек, событие имеют, по выраже­ нию известного религиоведа М. Элиадэ, свой «небесный архетип», т. е. все земное есть бледное и испорченное отражение вечных и совершенных небесных сущностей. Это, в свою очередь, дает основание прийти к вы­ воду, что одна из важнейших функций эпического героя (в Нашем случае — Гэсэ­ ра) — функция космогоническая, мироуст- роительная Породившие Гэсэра боги сотво­ рили вселенную и населили ее людьми, но «навели порядок» лишь в сфере божествен­ ной. небесной, Гэсэру же эта роль отводится на земле, среди людей, которым он должен дать мир, счастье, культуру. Гэсэр, высту­ пающий в роли культурного героя и богаты