Сибирские огни № 12 - 1979
в лесу... Семь солдатов... Не вынесла позора... На речку убегла... Так и не нашли... Тебя все ждала, выглядывала, аха... * Маркел не помнил, как добрался до берега. Все было, как во сне, как в красном зыбучем тумане. Он прыгнул на плот, смыгнул ножом по веревке. Плот понесло, за кружило. Маркел упал ничком на мокрые бревна. Плот несло куда-то, а казалось, что он стремительно летит в черную бездну... Версты три оставалось до Шипицина, когда Маркел причалил к берегу. Загнал плот в тихий заливчик, привязал, забросал его намытым водою валежником, травою, корьем. Все делал механически, как'в полусонном забытьи. Наклонился, плеснул на голову пригоршню студеной воды. А когда рябь улег лась, почудилось: со дна залива, из темных его глубин, медленно всплыло чье-то лицо: сухое, страшное, бледное до синевы, как у утопленника. Маркел зябко поежил ся, с трудом узнавая свое отражение... Он шел берегом, выдавливая на сером мокром песке белые следы. Было ран нее утро, заря только разгоралась, в прибрежных темных кустах рассыпали звон кие трели невидимые зорянки. Где-то совсем близко закуковала кукушка, и Маркел бессознательно крикнул, как, бывало, в детстве: — Кукушка, кукушка, сколько мне лет осталось жить? Птица поперхнулась, видно, с перепугу и надолго замолкла, словно захлебнув шись криком. __ Значит, ни единого годика?— тревожно спросил Маркел и еще больше по бледнел, ярость вдруг охватила его, и он захрипел в припадке бешенства: — Врешь ты... поганая тварь! Я еще поживу! Мне отомстить еще надо!.. За Маряну! За деда Василька! Я еще поживу! Он бежал вверх по крутояру, осыпистая. глина текла из-под ног, он падал, полз на четвереньках... Взобравшись наверх, он, как подкошенный, свалился под кустом черемухи на молодую, осыпанную цветочными лепестками, седую траву. Ни о чем не думалось, только со страшной силою захотелось домой: увидеть мать, сестру, ма ленького Игнашку — единственны* родных людей, оставшихся на всей земле. К вечеру только Маркел поднялся, проклиная себя за слабость. Снова холодное ожесточение пробудилось в нем, и он готов был теперь на все. Да, что-то сломалось, яростно перекипело в нем и навсегда закаменело, как каменеет защитная смола-жи вица у раненой сосны. Он знал теперь, что надо делать. И прямиком направился к Еланским заимкам, что были верстах в семи от деревни. Там, на отвоеванных когда-то у тайги участках, находились пашни бедных, маломощных хозяев. Почва никудышняя, подзолистая, ред ко в какой год давала она мало-мальские урожаи жита. Мужички побогаче и шипи- цинские кулаки занимали пашни ближе к пойме Тартаса, где земля была жирная, пло дородная. Держались богатые родственной семейщиной, чужаков во свои угодья не пускали. Против всяких ожиданий, земляки встретили Маркела с радостью и любопытством. Знали, откуда он пришел, догадывались — зачем. Видать, успели хлебнуть лиха по ноздри. Вскоре вездесущие ребятишки обежали все Еланские заимки, скликая пахарей в одно место. Мужики явились с тряпичными узелками, кто горячую кашу, кто кулеш в котелках притащил,— всего набралось человек с полсотни. И вот запылал посреди поляны большой артельный костер, люди оживленно пе реговаривались, угощали друг друга кто чем мог. Маркел поднялся у костра: __ Пришел я за вами, мужики! Небось, слышали о партизанском командире Иване Чубыкине? Он зовет вас к себе... — А пахать и сеять кто же за меня будет? Можа, абмирал Колчак?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2