Сибирские огни № 12 - 1979
час у них начался гон, и держатся они большими стаями. Странно. Скорее всего, где-то устроили облаву, истребили стаю, а этот уцелел и с испугу забрался в самую таежную глухомань. А вой не смолкал,— дребезжащий, прерывистый, как скрип надломленной суши ны. Казалось, зверь старается из последних сил и вот-вот сорвется, испустит дух. «Не иначе — совсем старый зверюга,— догадался Маркел,— стая его прогнала, и он пришел сюда подыхать...» Д ед Василек встретил Маркела встревоженно: что случилось? почему среди ночи? ч — Так Иван Савватеевич посоветовал,— отозвался Маркел, устало валясь на лав ку.— Ночью, говорит, наст морозом схватывается, меньше проваливаться будешь. И правда: шел, как по горнице, да и луна — хвоинку на снегу видно... Волк вот толь ко перед самым домом твоим напугал. — Я тожеть вечор его слышал: воет, ажно душу выворачивает. Не к добру примета... — Что-то ты суеверным стал, дед,— засмеялся Маркел.— Не замечал раньше за тобой такого. — А ты не скалься, говори, што случилось. — А то, что и должно было случиться,— уже серьезно ответил Маркел.— Весе лые времена наступают... И он рассказал старику, что позавчера в Косманку пробрался свой человек из уездного города Каинска и принес худые вести. Будто прознали колчаковские власти про Косманку, где скапливаются беглые мужики, и решили задушить отряд в самом его зародыше. Снаряжают в тайгу карателей, чтобы успеть управиться, пока не раз везло санные дороги,— тогда партизан никак не достать. Чубыкин принял срочные меры: послал авангард из десяти мужиков на Петров скую заимку, что по дороге к Косманке, а его, Маркела, отправил сюда, чтобы первым известить, передать как бы по цепочке о приближении карателей. Такие вот дела.... — Начинается, елки-моталки,— крякнул дед Василек.— Теперяча добра не жди... Ишшо ко мне заявятся... — Так не минуют, наверное. Дорога на Косманку одна — по Тартасу... А ты что, боишься? — Мне пугаться нечего, отжил я уже свое. — А кто же лес охранять будет? — пытливо прищурился Маркел. — Найдутся охранители...— Д ед Василек обхватил большими корявыми руками лысеющую голову, уперся локтями в стол. Снова заговорил тихо, сдавленным голо с о м :— Старуха моя у кулака Кожевникова два пуда жита до новины занимала. А он, Кожевников-то, видно, припомнил старую обиду,— накрывал я его разок с ворован ным лесом,— и решил над старухой покуражиться: пристал, как с ножом к горлу,— вынь да положь средь зимы должок! И што ты думаешь? Нажаловался властям, и ре шили старуху пороть принародно... Хорошо, я вовремя подоспел. Продал последнее, какое было, барахлишко, да с горем пополам рассчитался... Вот и кумекаю теперь сижу: придется, видно, оставить лес. Надо подаваться в деревню, а то загинет совсем старуха. Не хочу грех на душу брать... Долго сидели молча. Маркел не знал, как успокоить старика. Заметил: сильно сдал после последней их встречи дед Василек,— постарел, осунулся, куда подевались прежняя прыткость и веселость. А чем поможешь? Только и напомнил не к месту, словно бы упрекнул: — Видишь, дед, жизнь по-своему рассудила. Не забыл наши давнишние споры? Прав-то оказался я; если ты человек — от борьбы ни в какой глухомани не укро ешься. Пошвыркали пустого чаю, стали укладываться спать. Долго лежали, затаив дыха ние,— каждый думал о своем. Уже луна поднялась высоко и выстелила на полу се ребристые коврики. Д ед Василек закашлял, спросил сиплым голосом:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2