Сибирские огни № 12 - 1979

С ним было легко и покойно. Как только он сам стал подниматься на ноги, сра­ зу отстранил Маркела от всех хозяйственных дел. Таскал из лесу тяжеленные сутунки на дрова, ходил за водой, топил печь и готовил еду. Если Маркел где задерживался— ни за что без него не садился есть. Порога Маркел горел со стыда от такой услужливости: ухаживают за ним, как за барином. Растолковывал Макару, что так нехорошо, стыдно. Парняга не соглашался, крутил головой: — Ты меня с ложечки кормил, када я чурбаном валялся.» — Так хворый же был! — горячился Маркел. — Ага, хворый,— хлопал глазами великан,— ты меня с ложечки кормил... Маркел попробовал учить его грамоте: — Давай, парень. Книжки сам станешь читать. — А зачем? О себе он рассказывать не любил. Маркел, как клещами, тянул из него слово за словом. — Из урмана мы,— кряхтел Макар.— Тамока — лес да болота. Гнусу больно мно­ го... А тятька строгий, у-у! — Бил тебя? — Ага, бил. Пимом... Так, грит, синяков не видно, а ума прибавляется... В непроглядные волчьи ночи Маркелу не спалось. Он вставал, зажигал коптилку, доставал тетрадку в черном клеенчатом переплете, огрызок карандаша. На бумагу ложились кривые строки: Земля и небо одеты мглою, Деревья грозно во тьме шумят. И духи Бури, зловеще воя, В безумном гневе тайге грозят. Ш выряя вихри с коварным смехом, Стихия ломит могучий кедр, И треск паденья далеким эхом, Гремя, несется из темных недр... Однажды он как-то стал сочинять воззвание к жителям сел и деревень. «Товарищи крестьяне! — писал он.— Совместно с рабочими мы скинули с плеч ненавистную власть царя, помещиков и капиталистов. Мировой пожар революции за­ пылал над землей. Но недолго была наша радость. Нам на шею сел иностранный на­ емник— диктатор Колчак, еще более кровавый и жестокий, чем царь и его свита. И неоткуда нам ждать освобождения,— мы должны его добиться своею собственной рукой! Надо браться за оружие, товарищи!!! Тысячи крестьян, рабочих и солдат сто­ нут под игом кровавого диктатора...» Быстро бегал карандаш, а слова получались какие-то казенные, мертвые... Маркел стал писать о тяготах колчаковской солдатчины, которую сам испытал в Омске, о постылой рекрутчине, что чинилась по деревням, о грабежах, о казнях и насилиях,— обо всем, что видел своими глазами. Увлекшись, просидел всю ночь, а под утро почти вся'заветная тетрадка в чер­ ном переплете была исписана... Так зародился замысел повести «Последняя спичка», которую Маркелу Рухтину не суждено было закончить... ГЛАВА VII Гибелъ деда Василька Маркел Рухтин услышал одинокий и близкий вой волчицы, когда подходил к за­ имке деда Василька. Он сорвал с плеча ружье, перезарядил его патроном с жаканом. И только потом удивился: откуда здесь быть зверю? Обычно волки тайгу не любят,— водятся в степи или у самой лесной кромки. Да и зверь-то, видать, одинокий, а сей