Сибирские огни № 12 - 1979
рёнка ему: ты, мол, Платон Егорыч, в трубу залезь — там он, братуха, где же боле? Так он на нее глазищами по-волчьи зыркнул, да и направился прямо к стогу. Вынул шашку — и давай в сено пырять. Ксения Семеновна застонала, в обморок повалилась.» Мотрёнка ей рот платком закрыла, в избу заволокла, и дверь на засов. Один из понятых, Лёха Маклашевский, заметил эту возню и обо всем догадался. Был он ровесником Маркела, в детстве они дружили. До Колчака Лёха служил страж ником лесной охраны, а когда Ильин собрал в Шипицино отряд белой милиции — по дался к нему под начало. Должно быть, проснулась в нем жалость к другу детства, а может, Мотрёнка причиною была: пялился он на нее частенько, на вечеринках ухажи вать пытался. Как бы ни было, а только кинулся он к стогу, тоже саблю вынул: — Давай-ка я, Платон Егорыч! И начал пырять... Всех других плечом отталкивает, а сам от усердия аж на ко лено припадает, по самое плечо руку с шашкой в сено сует. Лаз-то, видать, заметил, да мимо, мимо старается. Ильин вокруг топчется, орет: — Несите вилы! Раскидать надо сено! — Зачем?! — горячится Лёха,— Видишь, наскрозь прошиваю стог, никакой твер дости внутри не чую! Тут даже и мышь не останется живая. Поговорили они о чем-то между собой и убрались со двора, не солоно хлебав ши. Лёха успел Мотрёнке шепнуть: пусть, мол, бежит Маркелка; Ильин сказывал — ночью опять придем, чтобы врасплох накрыть... Только ушли — Мотрёнка с матерью к стогу. Разрыли сено, вытащили Маркела, а на нем и лица нет: шашка-то перед самыми глазами у него шмыгала, а откуда ему было знать, что она нарочно его обходила?.. И все же задело маленько,— в двух ме стах шубу пропороло, плечо и руку царапнуло. Мать в рыданиях зашлась: — Как же ты терпел, сыночек, ить она, смертынька твоя, около самого сердечка резвилась?! Маркел лицом закаменел и строго прикрикнул, чего никогда с ним не бывало: —г Перестань, слезами тут не поможешь!. Сестра передала, о чем Лёха Маклашевский предупреждал. Заторопились: на спех ранки промыли да перевязали, харчишек кое-каких в дорогу собрали, лыжи ста рые на чердаке разыскали. А как средь бела дня уйдешь с подворья? И снова Мот рёнка нашлась. Запрягли с матерью лошаденку, накатили в розвальни кадку, какой воду с речки возили. В нее и посадили Маркела, а сверху сеном завалили,— всегда сено в кадку кладут, чтобы вода не выхлестывала. Так вот и поехали, будто к прору би за водицей. Спустились к Тартасу — на реке ни души. Здесь и вылез Маркел, стал с родными прощаться. И опять были слезы, даже Мотрёнка не удержалась: шутка ли, хворого отправляли в дорогу, невесть куда... ГЛАВА VI Зимовье на Косматее Косманка — крохотная деревушка, затерянная в урманах верховья реки Тартас. Кругом — непроходимые таежные дебри, бездонные болота... Место глухое, гиблое, проклятое богом и людьми. В таких медвежьих углах селились раньше гонимые мир скими и духовными властями старообрядцы, они и основали село. Но со временем почти все разбежались,— осталось несколько семей: многодетные вдовы да старики, которым податься было некуда. Здесь-то и собирались беглые мужики, которым с Колчаком было не по пути: дезертиры из армии Верховного правителя, бывшие фронтовики, подлежащая призы ву молодежь и те, кто был предан Советской власти, собирался восстанавливать ее с оружием в руках.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2