Сибирские огни № 12 - 1979
усталая, кособокая, опершись на костыли-подпорки, тускло глядя на мир маленькими подслеповатыми окнами. До ручки довел семью забулдыга-отец, чуть было по миру не пустил. Турнула его Ксения Семеновна от себя, да только, ох, как труден батрацкий хлеб, когда трое на руках, один одного меньше! Надежда на старшего, Маркела, была, а он опериться не усп е л—»улетел в чужой город. Непонятное даже матери беспокойство, тревога какая-то снедала сына, гнала из-под родительского крова. А ведь радовалась понача лу: помощник рос золотой, до работы охочий. Да к книжкам пристрастился. Они и сгубили парня,— думала Ксения Семеновна. У Маркела сладко заныло сердце, когда подходил он к родной избе. Как ни су рово было голодное и холодное детство, а все ж осталось оно в памяти самой счаст ливой порою... Ксения Семеновна встретила сына слезами. Повисла на шее, обмякла вся, за тряслась в рыданиях. Маркел растерялся, не знал, что делать: неловко гладил матери спину с выпирающими лопатками, и сам готов был разреветься. Осторожно подвел к лавке, посадил. И только теперь разглядел, как постарела мать. Русые волосы иссек лись, поредели. А ведь помнил — раньше была тугая, до пояса, коса. Иссохла, потем нела лицом, только глаза были прежние: большие, серые, всегда печальные. Одни эти глаза и жили теперь, и светились на темном, как у старинной иконы, лице. Маркел не только внешне, но и характером походил на мать: такой же жалост ливый, нежный и ранимый. И вот теперь сидели они молча, рядком — родные, лю бящие души, и не знали, как приласкать, чем утешить друг друга... С печи слез младшенький, Игнашкё, несмело подошел к брату, тронул за колено: — Ты гостинчика мне принес? Маркел засуетился, развязал свою котомку, достал краюху хлеба, прихваченную у деда Василька на дорогу. Игнащка обеими ручонками схватил хлеб, отбежал в угол и, отвернувшись, стал жадно есть. — Как живете-то, мама? — спросил Маркел и тут же устыдился глупости своего вопроса: видно ведь было и так. — Живем — не тужим,— горестно качнула головой Ксения Семеновна и вдруг набросилась на сы н а :— Ты-то зачем явился? Ить весь поголовно молодняк в солдаты бреют, урядник Ильин третьего дни наведывался, все пытал, куда ты запропастился. Чо тебе не жилось в тайге-то, чего не хватало? — Не знаю, мама...— Маркел понурил русую голову, сцепил на коленях паль цы.— Чего там высидишь, в тайге-то? — Дак, можа, кончится когда это проклятое время? — Не скоро оно кончится, если будем, как барсуки, по норам прятаться. — Ты опять за свое... Один раз от смерти ушел, дак неймется? Ишшо хочешь судьбу попытать? Давай-ка ночуй, а утром беги обратно. Нашей нужде ты все одно ничем не поможешь, а себя решишь... В это время хлопнула дверь, с улицы вбежала сестра Мотрёнка. — Што за шум, а драки нет?! — крикнула она и кинулась к старшему брату.— Братушка пришел, а мы уж думали тебя медведи там задрали! — Тю, коза бестолковая! — прикрикнула на нее мать, но Мотрёнка и ухом не повела — тормошила бра+а. Была она не в пример матери и брату бойкого нрава, голод, нужду переносила легко, даже с веселым презрением, и в свои шестнадцать лет уже расцвела: на ли це — кровь с молоком, а любую работу ломила наравне со взрослыми. Ничто ее не сокрушало, никакая грязь к ней не липла. Она-то и стала главной опорой матери после ухода старшего брата из семьи, а потом увидел Маркел, догадался, что на практичной, изворотливой Мотрёнке держится все их скудное хозйство. — Ну дак как там, братка, медведи-то в тайге поживают? — наседала она,— при вет мне не передавали? Рядом с сестрой и Маркелу сделалось легко, он шлепнул ее по крутому плечу, тоже рассмеялся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2