Сибирские огни № 12 - 1979

Ореховые глаза отца Григория светились лаской,— видать, сильно он был дово­ лен содеянным добром. К тому же,— не скрывал,— надеялся, что на том свете ему это зачтется. Вечерело. С луговой стороны потянуло пряным запахом осоки, дымком далеко­ го пастушьего костра. Уютно было на земле. Поп мурлыкал под нос что-то протяжное: не то песню, не то молитву. Его бла­ гостное настроение передалось Маркелу. Пришло какое-то легкое чувство освобож­ дения, отрешенности от всего, что с ним произошло. Он с благодарностью подумал об отце Григории. Все-таки добрый это человек. Никогда не делал людям худого,— на­ оборот, старался, как мог, утешить в горести и печали. Иногда оказывал бескорыст­ ную Помощь сиротам и обездоленным. Его, мальчонку-безотцовщину, и пригрел, и обласкал, а когда увидел тягу к грамоте, обучил читать и писать, потом помог устро­ иться в церковноприходскую школу... Поп будто догадался, о чем он думает, наклонился, спросил тихо, участливо: — Шибко голова-то болит? — Вроде маленько полегчало. — Подживает. Были бы кости целы, а мясо нарастет.— Отец Григорий улыбнул­ ся, огладил пышную бороду. Продолжал ласково, с легким укором.— Не в то стадо ты забрел, сын мой. Время сейчас тяжелое, всё ка« по Святому писанию выходит: браг на брата, сын на отца с рогатиной попер. Вот и надобно в сторонку, в кустики уйти — переждать, пока все образуется... — А Савенюк в это время мужиков будет пороть,— с трудом вылепил Маркел разбитыми губами,— хлеб и лошадей отнимать, парней силком в армию гнать... — Савенюк и его головорезы — накипь, исчадье ада,— легко согласился отец Григорий. — Почему же вы, батюшка, привечаете его? В вашем доме он постоянно оста­ навливается. — Грешный я человек,— смиренно ответил поп,— никому отказать не могу.— И вдруг рассердился, заерзал на сене: — А ты молод еще, сын мой. И глуп к тому же. Рано тебе осуждать меня, ибо не ведаешь того, что пригрел я басурмана с единой мыслью: в меру сил своих обуздывать карателей, чтобы меньше крови народной про­ лилось. . Лгал отец Григорий. Понял это Маркел и почувствовал, как изнутри накаляет его злоба. Рывком поднялся на локти, пристально глянул в чистые поповские глаза. Спро­ сил вызывающе: — Кровь народную жалеете? А забыли, как выдали Бушуева?! — И опять ты глуп, сын мой,— невозмутимо отозвался отец Григорий.— Жизнь я ему сохранил в эту ночь, твоему Бушуеву. Сам побежал карателей звать, а матушке шепнул, чтобы она Митькиных людей упредила... А так бы все едино взяли его, ибо безрассудна была его выходка. А ты думал, он, Митька-то, божьим чудом спасся тогда? — Путаете вы все, батюшка... Ежели вы Бушуева пожалели, зачем же карателей- то было звать? — изумился Маркел. — И опять же за тем самым, чтобы кровопролитие отвратить. Перед богом все люди — и Митька, и Савенюк, и белые, и красные... Смеркалось, когда они подъезжали к деревне. Впереди показались размытые туманом, желтые огоньки окон. Хорошо запахло березовым дымом, донесся сварли­ вый собачий брёх. — Давай-ка сенцом тебя притрушу,— сказал отец Григорий.— От злого глаза подальше... Уйти тебе надобно на время из деревни. Хотя бы на заимку к лесничему, деду Васильку. Я записку черкну, чтобы принял и схоронил от греха. Чудно-ой чело­ век, не от мира сего,— божья непорочная душа, ако у младенца. Зверью да птице поклоняется, на пень молится. Лесной человек... И вот он шел теперь на Василькову заимку, да слаб еще был, сип не хватило — заночевал на таежной Тропе, у костра. Огромная ночь стояла над тайгой — беспро