Сибирские огни № 12 - 1979

которые прислали свои отклики. Давайте познакомимся с некоторыми из них. «Вы написали оригинальное, совершенно новое в литературе о Сибири, интересное и нужное произведение, поставив в его центре новый для того времени героиче­ ский образ обаятельной и талантливой ху­ дожницы. И рядом с нею поставили тоже обаятельный образ ее заступника старого художника Саввы Андреевича. Потому-то ваш роман, свидетельствующий о вашем дальнейшем творческом росте, о ваших не­ дюжинных силах исследователя и художни­ ка слова, будет жить очень долго. К нему будут обращаться все новые и новые по­ коления читателей». (Из письма старейшины сибирской лите­ ратуры А. Л. Коптелова, ст. Издревая, 1 июля 1978 г.). «Прежде всего — великолепный язык. Напоминает «ранних сибиряков» — Вс. Ива­ нова, Шишкова, Сейфуллину, но больше всего Иванова. Однако нет у вас перехлес­ тов, делавших у тех местами текст трудным для понимания... Сюжет увлекательный, и нет никаких трафаретов, все у вас свежее, незаигранное. Ведь и колчаковцы описаны далеко не стандартно, это колчаковцы, а не казаки с Дона или белопольские захват­ чики... Потрясающая сцена у Колчака! Я прочел ее подряд дважды. Всего раз и появился «верховный», а как образно дан! Орлиный нос, триумфатор, нервные гу­ бы — вот, кажется, и все, что отпустил .ав­ тор Колчаку, а как нарисовано! Горячо поздравляем вас, Вениамин Константино­ вич, с большим литературным достижени­ ем !» (Из письма Р. М. Дорогова, члена Союза писателей СССР, г. Волжск, 20 января 1978 г.). От себя добавлю, что сцена у Колчака, которая произвела такое впечатление на автора письма, принадлежит к числу пре­ восходно драматургически выстроенных сцен и заставляет подумать о неисполь­ зованных пока автором возможностях в области драматургии. «Меня захватил художнический размах автора, серьезность и глубина использо­ ванного материала. Герои даны с большой психологической убежденностью и правди­ востью, с философским раздумьем». (Из письма Л. Л. Шмакова, автора рома­ на «Государственный преступник», 22 де­ кабря 1977 г., г. Челябинск). «У вас свой почерк. Шалагинова, его ма­ неру писать ни с кем не спутаешь». (С . С. Максимов, генерал-лейтенант, г. Москва, февраль 1978 г.). «Содержание романа убеждает в право­ те Кафы : «Не вы, а я, я здесь судья». Воз­ раст Кафы также хорош — молодые вер­ шат революцию (Тухачевский, Гайдар, Блюхер, Якир, Микоян — ровесники Ка­ фы)». (В. С. Яблонский, подполковник запаса, г. Куйбышев, февраль 1978 г.). — В заключение нашей беседы, Вениа­ мин Константинович, несколько традицион­ ных вопросов: кого вы считаете своим ли­ тературным учителем? — Чехова. Люблю и читаю каждый день. — Над чем сейчас работаете? Передо мной на'стол ложатся первые страницы начатого рассказа с интригующим названием «Дама с собачкой» — размышле­ ния, навеянные Чеховым. Готов замысел «философского детектива» под названием «Низ каменный, верх — деревянный». — О чем детектив? — Не раздевайте донага, пожалуйста. Помолчу. Я слушаю своего немолодого годами, но пылкого сердцем собеседника, прогляды­ ваю черновые наброски новых его работ и думаю — а ведь своим романом и новыми рассказами писатель, похоже, начинает но­ вую полосу своего творчества, решительно отходит от излюбленных жанров докумен­ талистики. И — кто знает? — может быть, вскоре, по примеру с Катаевым, мы будем говорить о «новой прозе Шалагинова»? В его книжке «Про Егорку мамам и па­ пам» есть прелестная миниатюра под на­ званием «Как будто». Начав играть с вну­ ком в игру «как будто», дед очень нату­ рально «как будто» ест конфету «Мишка». Настолько натурально, что Егорка поверил в реальность несуществующего и потребо­ вал для себя такой же сладости. «Отправляюсь в «Лакомку» за «Медве­ дями». Мне хочется почему-то выглядеть торжественно. Надеваю свою любимую шляпу, беру ореховую трость с серебряным копытцем и внутренне улыбаюсь. Иду и улыбаюсь. Открываю двери магазина и улыбаюсь. Никто и не подозревает на свете, что в этом непредвиденном походе я — жертва собственного гения, блеснувшего так не­ ожиданно и так поздно». Грустная улыбка скрашена юмором. Но, читая Шалагинова, веришь, что его истин­ ное призвание — его талант художника слова заблистал, хотя и неожиданно для многих, но совсем-совсем не поздно.