Сибирские огни № 12 - 1979

Л. БАЛАНДИН лленя, прибилась смутная горчинка сомне­ ния: «То или не то?..» Торопливо развязываю тесемки «чемо­ дана». То!» С замиранием сердца вчитывается автор в делсз № 20 «о крестьянине Василии Ф е ­ дорове Муленкове, судимом за богохуле- ние». С облегчением вздыхает — кажется, защита легка й беспроигрышна. Но что это?.. Обвинение не так уж просто, оказы­ вается, к официальному обвинению" при­ плюсовано еще одно: «...Муленков, начав... ругать пресвятую богородицу и троицу, затем ругал государя императора и его наследников, говоря, что государь непра­ вильно распоряжается...» Исследователь не выдерживает! Это уже и не исследователь и не писатель, он во­ плотился в поборника правды, в молодого адвоката Ульянова, его глазами видит про­ исходящее, его интонациями оценивает ко­ варные крючки прокурора. «Второе обвинение! Тайное, теневое, не предъявленное подсудимому. Ни в статье уголовного закона, ни в обвинительном ак­ те его не было. За это не судили, но за это наказывали. Как защитить мужика от того, в чем его не обвиняют, о чем лишь думают? Как за­ щитить, если закон уже осудил и если при­ говор будет писать торговая Самара, вер­ ноподданническая, богобоязненная? Гений Ленина нашел решение этой не­ обычайно трудной задачи. Но как?» Вместе с автором в ^тоиск включились и мы, читатели, напряжение нарастает, и победу молодого помощника присяжного поверенного мы встречаем как собствен­ ную. Столь же эмоционально исследует ав­ тор и другие дела Ульянова. Иногда, не в силах сдержать порыв, он разражается возгласом одобрения, гнева, упрека. Чувст­ ва порой не вмещаются в прозаическое из­ ложение. Тогда звучат слова, напоминаю­ щие своей ритмической организованностью стихи в прозе: «Путешествие в прошлый век окончено. П еревернута последняя страница последнего дела. Медленно, очень медленно завязы ваю тесемки на папках с делами. Теперь их развяж ет кто-то другой. Кто ж именно? Юрист-практик, философ, социолог, ученый права, историк, литератор? Клад старой Самары вправе призвать любого из них...» Через живое, трепетное слово нашего современника-исследователя до нас доно­ сится правда истории, рисуется правдивый облик Ильича, доносится великая доброта Ленина, его бескомпромиссная борьба с полицейским произволом за человека, за его достоинство и честь. * * * Поразительно быстро по сравнению с предыдущей рождалась 1книга «Послед­ ние». Она включила в себя очерки о судеб­ ных процессах над главарями сибирской контрреволюции: Анненкове, Денисове, Ба- киче и др. Двадцатые годы. Далекая уже история. — Что побудило вас в семидесятых го­ дах взяться за исследование событий нача­ ла века? — Все просто. Былд дата — пятидесяти­ летие военных трибуналов, которым я от­ дал двадцать один год труда и жизни. И вот — очерк «Конец атамана Анненкова» для юбилейного сборника. На очерке же «Последние», который появился вслед, я уже набивал руку на теме гражданской войны, чтобы писать «Кафу». Если же го­ ворить об определяющей цели, то хоте­ лось бы внести свой скромный вклад в казнь социального зла — прошлого, насто­ ящего и, возможно, будущего. Жестокость, к которой бездумно и всегда безуспешно прибегали все изуверские режимы, возни­ кавшие против логики истории, как ее бо­ лезнь и проклятие, заслуживает не одной такой книги. Гитлер, Франко, Сомоса, Пи­ ночет... — В предисловии к вашей книге профес­ сор М. Шорников пишет: «Последние» — это не историческое исследование, а пуб­ лицистическое произведение». Не кажется ли вам, что в таком противопоставлении содержится доля снисхождения к жанру художественной документалистики: мол, в публицистике не столь уж обязательна научная достоверность, дотошность ана­ лиза... — Не кажется. Я не ставил перед собой цели написать фундаментальный историче­ ский очерк, исчерпывающий тему. Поясне­ ния, содержащиеся в предисловии профес­ сора, считаю резонным дополнением к книге. Я не отступал от исторической дос­ товерности, не останавливался перед са­ мой скрупулезной проверкой фактов, но это была прежде всего публицистика. Ав­ тор, конечно, хотел, чтобы она была убе­ дительной. Как известно, 26 августа 1921 года Ле­ нин продиктовал по телефону «Предложе­ ние в Политбюро ЦК РКП (б) о предании суду Унгерна», в котором говорилось: «Со­ ветую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения и в случае, если доказанность полнейшая, в чем, по-видимому, нельзя сом­ неваться, то устроить публичный суд, про­ вести его с максимальной скоростью и расстрелять». В страшный год разрухи, го­ лода, ожесточенной классовой борьбы, ког­ да еще свирепствовали кулацкие банды, Ле­ нин требовал прежде всего «проверки со­ лидности обвинения», «полнейшей его дока­ занности», т. е. требовал соблюдения стро­ жайшей советской законности. — Конечно, строжайшая советская закон­ ность доминировала и в тех процессах, о которых вы писали? — Разумеется. Достаточно сказать, что государственное обвинение по делу Баки- ча и других поддерживал крупный деятель партии, член Сиббюро ЦК РКП(б) Емельян Ярославский, В деле же Анненкова и его