Сибирские огни № 12 - 1979

яснить и истолковать. Шире увиделась и та маленькая кучка единомышленников-марк- систов, которую юный Ульянов сколотил и выпестовал в Самаре. Шире увиделось раз­ дольное поле революционной работы в Петербурге, в которую он с головой по­ грузился после Самары. Критики единодушно приняли книгу. «Литературная Россия» поместила рецен­ зию, где отмечалось: «Книга новосибирско­ го писателя раскрыла новые страницы ле­ нинской биографии, раскрыла становление характера великого преобразователя мира. И сделано это с глубоким проникновени­ ем в психологию героев» (21 января 1972 г.). «Волжская коммуна» 6 июля 1969 г. писала: «Привлекает манера повествования. Автор как бы ведет читателя рядом с со­ бой и показывает свои поиски, делится с ним своими размышлениями над фактами и объясняет их с удивительным мастер­ ством, просто и доходчиво». Об огромной, напряженной и весьма успешной творче­ ской разработке ответственной темы гово­ рится в рецензии «Советского воина» (31 января 1970 г.). Высокую оценку в «Лите­ ратурной газете» дал книге В. Тельпугов (2 октября 1968 г.). Я. Сухотин в «Науке и жизни» (№ 2, 1969) утверждает, что книга рассказывает «живо и ярко, на основе глу­ бокого научного исследования». Но вот интересная подробность: каждый из критиков определяет жанр, избранный Шалагиновым, по-своему. Для Ал. Горлов- ского это «документально-психологическое повествование», для Ю. Мосткова — «кни­ га очерков». Д. Шепелев в одном случае называет книгу «повествованием», в дру­ го м— «три очерка о работе В. И. Ленина помощником присяжного поверенного». Сам автор в подзаголовке указывает на ха­ рактер своего произведения такими слова­ ми: «Поиски, размышления». Один рецен­ зент уверяет, что Шалагинов «выступил в трудном и увлекательном жанре, блиста­ тельно начатом в нашей литературе Ирак­ лием Андрониковым». Интересуюсь, что мог бы сказать на сей предмет сам автор. Оставляет ли он под­ заголовок книги для нового издания? — Позвольте ответить вопросом на воп­ рос?— улыбается Вениамин Константино­ вич.— А что думает по этому поводу кри­ тик Баландин? — Во-первых, считаю, что «жанра Анд­ роникова», строго говоря, не существует, как нет и жанра «документально-психоло­ гического повествования». Есть жанр очер­ ка, рамки которого достаточно широки, чтобы включить и «Загадку Н. Ф . И.» Анд­ роникова, и «поиски, размышления» Шада- гинова, и множество других аспектов худо­ жественно-документального способа ото­ бражения действительности. И для вас, как очеркиста, думаю, важно было решить два важнейших вопроса: каковы роль и место документа в вашей работе и — какова воз­ можная мера художественного домысла? — Согласен. О своей книге я читал и слышал разное. Одна дама от филологии назвала ее «научной монографией». «Со­ временник» же в тематическом плане из­ дательства аттестовал книгу как «докумен­ тальный роман». Наверно, и в этом случае есть своя золотая серединка. Думаю, жанр очерка не очень-то обиделся бы, ес­ ли бы книга была причислена к его много­ ликому лону. И конечно же, здесь решает «мера» документализма — первое слово, как нетрудно понять, я беру в кавычки. Документ для меня был основой, от кото­ рой я отталкивался. Но ради художествен­ ной правды считал и считаю возможным отступление от строгой буквы документа, особенно тогда, когда он молчит. Когда установлено, что никакого документа для ключевого обстоятельства в природе нет. Полагаю, что частности и даже факты мо­ гут быть во имя типизации сгруппированы в нечто новое. Именно с этой целью я повторяюсь, прибегаю к одной и той же фразе в разных местах. В главном же кни­ га о Ленине строжайше документальна. Фактов автор не придумывал. Тут мне на память пришла одна деталь из «Защиты...». Описывается приход Ульянова в «при­ сутствие» в неподходящей для такого места одежде — в косоворотке. Слу­ чись подобная сцена в романе Копте- лова, и он, не задумываясь, действовал бы по «принципу айсберга» — всю докумен­ тальную сторону дела оставил бы в «под­ водной части». Не так поступает Шалаги­ нов. Он подробно, непосредственно в тек­ сте очерка, обосновывает свое право на домысел: «Говоря * о простоте Ленина, М. Яснева вспоминает, что в самарские годы она часто его видела в синей ситцевой ко­ соворотке, подпоясанной шнурком». И толь­ ко после такого объяснения автор считает возможным показать Ульянова в косово­ ротке и в «присутствии», и в лодке с друзьями-единомыш ленниками. — Мне кажется, и у вас есть примеры достаточно смелой беллетризации. Взять хотя бы реставрацию судебных выступле­ ний Ульянова или его диалоги с коллегами. Так что путь свободного обращения с до­ кументом вами уже в какой-то степени опробован. — Именно в какой-то. Ничтожной, я бы сказал. — Это когда речь идет о ленинских сце­ нах. Но когда речь заходит о других ва­ ших героях, тут уже художественный до­ мысел разворачивается много полнее, не так ли? И знаете, кто из персонажей выде­ ляется своей эмоциональностью? — Не знаю. — Автор. Порывистый, увлекающийся, непосредственный характер. В этом меня уверяет, к примеру, сцена в Центральном партийном архиве. Она хорошо запомина­ ется. Из хранилища в читальный зал доставле­ ны две великан-папки, два картонных «че­ модана» с делами Самарского окружного суда. «Клад! Но к чувству праздничной взволнован­ ности, которое тотчас прихлынуло м теснит