Сибирские огни № 12 - 1979
И не могло не произойти нечто, и оно произошло. Но не крик это был — это было эхо, дальнее. Это можно вполне назвать и сном. Но это был тот самый день из единственных, где тебе дается возможность, именно в этот день ты можешь где-то отыскать дверь и через нее войти в Прекрасный Мир. Я плакать готов об этом дне — весь он был как грустная песня. Но стало мне легче после него. Только бы поверить, что тот, кому ты говоришь в единственный день, верит твоим словам, искренне тебе сочувствует, жалеет тебя душевно. Потому что тут ис кал я жалости к себе, хотел, чтобы увидел он, слушающий меня,— как я жалок, и по жалел меня. Это я теперь говорю «хотел», а тогда я шел сказать правду, и просить прощения, и увидеть искорку прощения, и знать, что не думают обо мне плохо. Только бы это было искренне. Зачем я мучаю себя сомнением! Ведь прощение ценно, если приходит само. Выпрошенное — оно хуже осужде ния, оно дурно, как все выпрошенное во благо себе, в умножение этого блага. Но не останавливайте отчаявшегося и идущего просить милостыню от немощно сти, старости одинокой. И не шел ли я с тем же, с душою старой, и немощной, и одинокой за милос тынею духовной. Вся и разница, что нищий идет ко всему миру, а я выбрал только Тебя, Ты — мой мир, и если кто-то в Тебе был добрый (а он был),— я счастлив его добротою, он дал мне милостыню, он слушал меня, он жалел меня, он меня понял, и он меня простил. А Ты — забудь. Я не из тех людей, которых должен помнить весь Твой мир. Самые трудные — честные слова. Труднее всего сказать правду о себе. Но мне бы идти и идти, и освобождаться без расчета — правдою от гнета всех неправд, мною сотворенных. ...И возвращаясь к тому, что нельзя отдавать, принадлежащее в тебе, предназ наченное для одного — другому человеку, скажу я теперь — не ведаю, брат мой, друг мой — что я могу отдать Тебе своего, ибо нет у меня ничего своего, и все, что во мне появляется,— появляется уже с адресами, и нет среди них Твоего адреса. Как мне принести Тебе радость, как мне помочь душе Твоей? Я не знаю, и это меня мучит, ибо чувствую я себя — так плохо, оттого что не могу для Тебя ничего сделать. Нет у меня ничего. И более того, должен я кругом, и все идет на отработку долгов. Тебе я не должен, но не будет мне счастья, если не останется с Тобою — хоть капля моей души, которая была именно Твоей каплей, для Тебя страдала и пела. Нет в мире двоих, а когда нет двоих, то не 1 и счастья. А счастье — это — двое, когда один говорит: «Вот все мое, все до капельки — прошлое, настоящее, будущее, ничего я не утаи л— теперь оно стало твоим, и твои пути стали моими, и твой мир стал моим». А другой отвечает ему тем же, и никогда не идут их пути в разные стороны, ибо стали они единым существом, и куда бы ни вела их жизнь — идут они вместе. И чтобы они ни делали, все делают не себе, а друг другу, а если они — единоа, то всякая боль, другому причиненная, вдвойне каждым чувствуется, и каждое доб рое дело одаривает добром того, кто его сотворил для другого. Не себя утвердить в другом, и не в себе утвердить другого, не подчинить себе и не подчиниться — это все произвол, насилие. Иначе все это — стать единым, не мыслить себя ни в чем отдельно от друга сво его, и когда он также поступит — вы едины, вы счастливы. Если ты идешь вперед, то иди вперед и с другом своим. И не делай плохо себе, этим причинишь горе любящему тебя. Только двое могут всегда жить в Прекрасном Мире, который иногда приоткры вается одному. Только бы не обмануться, только бы так это было, а не иначе!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2