Сибирские огни № 12 - 1979

Та, светловолосая, добрая, идущая к дверям душа, это она наполнила собою живое в этом мире; собственно она — оживила его тем, что сама была жива. А что такое живая любимая душа, как не свет, делающий мир добрым и прекрасным... Пока дверь отпиралась, звуки переменились, стали иными — все перенеслось в город— Володя услышал отдаленный скрип и звяканье трамвая, взревывание газую­ щих автомобилей, дальний гул самолета, говор прохожих, звуки несомого магни­ тофона... Дверь открылась, Володя вошел. И вновь оказался там же, на улице под черемухой, у освещенного раскрыто­ го окна. — Я звонил, но не дозвонился,— ответил Володя. Женщина протянула руку и взъерошила Володе волосы. Он взял ее руку и поце­ ловал, ощутив подбородком холод кольца. На Еолодю из окна падали запахи — дождя, свежести, цветущей черемухи, и его охватило томительное чувство, что это с ним уже было когда-то, и он даже на миг ощутил возможность предугадать дальнейшее развитие событий, но в его сознании почему-то появился обшарпанный, грязный зал, где шумно и накурено; где громко бранятся и плюют на пол; где красные физиономии говорят бессвязные речи, тыча вилками в стол, в пепельницу; увиделся отдельный столик с худым, длинным, старым пьяницей и моло­ дым болтливым парнем в белом свитере; и отчего-то горько, муторно, страшно ста­ ло Володе, будто он обманул или обидел кого-то или, точнее сказать,— обокрал. Это пронеслось перед его мысленным взором и исчезло, взмутив душу. Володя миновал кусты, взошел на крыльцо, скрипнув доской второй ступеньки, и встал у дверей, прислушиваясь. Он достал сигарету, хотел закурить, но раздумал и держал сигарету со спичками в руке. Володя волновался, и после, уже в комнате, не мог прикурить — ладонь вспоте­ ла и головка спички искрошилась. Светловолосая женщина улыбалась, очень доброй, простой улыбкой и чуть щу­ рила голубые глаза. Володя знал, что она близорука. — Ну что, странничек, даэай-ка я тебя накормлю ужином. — Нет, я не хочу. — Кофе не предлагаю, мне завтра рано вставать, а ты ведь не останешься здесь без меня? — Нет. — Рассказывай, где пропадал? Не в Москве ли опять? — Я везде пропадаю... Только тут вот, у тебя — нет. — Странничек, почему так мрачно?.. Ты вот исчез тогда, не позвонил, а я ведь хорошую работу тебе нашла, договорилась... Встретился ты с Галиной Васильезной, ездил туда? — Ездил... — Что ж ты молчишь-то? Ну, и как? — Приехал... На душе тошно, рубаха к спине прилипает... А она мне говорит: то да се, мол, испытаем вас... И смотрит на меня нехорошо... Руки с перстнями на полированный стол положила... Пальцы сжелта и ногти длинные, крашеные, сереб­ ристые такие... Поглядел на них, мерзко мне стало... Ушел... Что-то ей наговорил, на­ обещал. Ушел, как гора с плеч... Губы еще у нее мне не понравились,— сквозь эту... перламутровую помаду — синева отвратная, мокрая... — Зря ты, Володя... Она баба неплохая. Правда, об искусстве поговорить любит, страдает из-за этого... Они помолчали. — Сиди тут тихо,— сказала женщина и вышла. Володя, как и всегда, начал мучаться, думать, что мешает ей: притащился позд­ но, невесть откуда, да и нужен ли он тут? А если нужен, то зачем? Он шел сюда и