Сибирские огни № 12 - 1979

— И эти двое — вы и я? Угадала?— Лидия рассмеялась.— Как все красиво, как романтично! Она встала, повернулась к окну, к баночкам с кактусами. — Зачем столько слов, Олег Петрович? Ведь мы одни, можно и проще... Темная тяжесть вошла в затылок Рубина, он еще понимал, о чем говорит Лидия, но чувствовал себя очень одиноким, очень несчастным и обиженным. — ...можно и проще... Но, милый мой, как бы вы ни сказали — просто или утон­ ченно, отвечу я вам одно — не нужен мне мужчина ни на время, ни — тем более — на всю жизнь. Не нужен. — Лида, я не об этом... — Об этом, об этом. Бросьте вы. Доливайте спирт и ложитесь спать... Или давай­ те поговорим об искусстве. Она села, долила остатки спирта в стакан дантиста, взъерошила его рыжую, ре­ деющую шевелюру; •— Не дуйтесь, не обижайтесь... Просто я не люблю такие разговоры. Не люблю, когда душу свою на сопли переводят, а сами только и метят раздеть да пощупать... Сказала бы я вам... Да и скажу, чего тут, сейчас, может быть, и поймете, а завтра все равно не вспомните. Ботинок свой вспомните, а про э то— нет. ...Океан ваших соплей, не лично ваших, а вообще — мужских, я в нем барахталась с детства, с десяти лет... Скажу проще, без отблесков огня и запаха смолы. С десяти лет, ровно через два года после гибели моего отца, мать стала поить меня вином, заставляла пить вино, била, насильно вливала в меня вино... Зачем? Чтобы я не видела того, что с ней делают мужики, здесь же — в нашей комнатушке... И я спала в углу, прикрытая тряпьем... А утром просыпалась и шла в школу... Вы меня видите? И не вздумайте жалеть меня, сочувствовать. Сочувствие... Кто мне может сочувствовать?.. Вы меня видите? Вот и все. И не надо красивых соплей... Принесите-ка мне спички. Они там, в ванной на по­ лочке. Не заблудитесь? Покурим и поговорим об искусстве... Рубин, слабая душа которого была полна обломков, терзающих все его сущест­ во, беспорядочно пьянеющий Рубин открыл дверь в ванную, сознание его помути­ лось, в висках застучало так, словно они то вздувались, то вминались в череп. Перед глазами плотной сеткой замелькали зеленоватые мушки — вспыхивающие и больно гаснущие. Хотя нетвердая его нога ступила на пол, все тело, все существо Рубина словно бы провалилось и нелепо повисло в каком-то заплеваннном пропыленном пространстве. Какое-то мгновение, над головою он видел светлую кухонку, Лидию Ивановну в « цветастом халате у окна. Затем это все исказилось, расплылось, пропало. Рубин, как бы оттуда, неуклюже приземлился совсем не там, где был, и — самое невероятное — не тем, кем был. И пока он опускался в новое время и место — тело его одряхлело, покрылось морщинами, вылезли волосы... Он забыл почти все из прошлой своей жизни, а если что и помнил, то только в короткие и мучительные часы похмелья тут, в но'вом бытии. Но вот он, стараясь не упасть, сел на что-то... И зашелестела рядом листва, пахнуло ночною травой, зазвучавшей жалобно и сбивчиво после дневного грохота и жара. Затихая, душно дышал огромный город­ ской асфальт. Он отталкивал прохладу, которая колышащимся слоем снижалась от ночного неба, и достигла уже листвы деревьев, и стекала по их стволам в редкие квадраты открытой земли, проникала в корни. Между домами в темном провале пронесся освещенный пустой троллейбус, искря дугой. — Красавец, красавец, проснись! Да проснись ты, куренок вшивый! — А? Что? — спросил Олег Петрович, открывая глаза. — Очухался... Пошли домой... Я тут тройного на вокзале купила. Будешь? Смот­ ри, куренок, оставила тебе. На, жри.,. Рубин взял флакон и картонный стаканчик. Дрожащими руками выцедил жид­ кость сперва в стаканчик, затем в рот.