Сибирские огни № 12 - 1979
ны; увести, рассказывая веселые истории, поощряя его всячески, даже льстя и пре увеличивая его мужские и профессиональные достоинства. И вести Рубина по ночному тихому Бочатску, и привести его домой, и войти с ним. Попить чаю. Дать снотворного. Спать чутко, сидя в кресле у его изголовья. Как не пожалеть было этого человека, когда фактически он ни в чем не вино вен, когда он представляет сторону страдательную, и виновен только, может быть, в слабости своей! Однако некому было Олега Петровича увести, помощи он не получил, и все за крутилось, завертелось с дикой силой и адской скоростью... Мне думается, и в развозе коллег по домам, когда Рубин попал к Лидии Иванов не, да и в начале дальнейших событий есть элемент театральности, какой-то простой неестественности. Поэтому начну рассказ как бы о представлении всего на сцене. Итак, погашен свет. Затих зал. Дирижер, возникнув из мрака, воздел руки, и за звучали звуки увертюры: темповое, аритмичное попурри, в коем дико, я бы сказал — алогично, совмещены песни современные, народные, иностранные — со звуками ма ленького провинциального городка — лаем собак, гудками маневрового паровоза, шумом автомобилей, мычанием коров, криком петухов — и всё это на каком-то злове щем бордовом колышащемся фоне. Причем зловещесть этого фона-мотива несколь ко пыльноватая, кое-где побитая молью, потертая. Но сие уже не от самой театраль ности, сие от быта. В конце дается пронзительная мелодия, она как бы голубая, летя щая, обнадеживающая, но все обрывается беспорядочным грохотом литавр, звоном тарелок... Слышен тупой удар, стук падающего тела! Звуки стихают... Где-то капает из плохо закрытого крана... Поднимается занавес... РУБИН. Извините, я вас так обеспокоил... так неудобно получилось... ВОЛОСАТОВА. Что вы, ничего неудобного. Вам стало плохо. Вы уснули... РУБИН. Разговоры начнутся... Вот, мол... ВОЛОСАТОВА. За меня не волнуйтесь, да и за себя нечего волноваться... Ниче го не случилось дурного. И вы это знаете сами. РУБИН. Я пойду, Лидия Ивановна... Где же мои ботинки... Тут только один... ВОЛОСАТОВА. Сядьте, перестаньте метаться, разбудите соседей. Ботинок на вас был один уже у Фофановых. Второй вы выкинули в окно, когда наступили мне на ногу в танце... РУБИН. М-м-м... Как нехорошо все получилось, как неудобно. ВОЛОСАТОВА. Пустяки, Фофанова принесет его на работу, завтра. Я сказала ей, чтобы она его нашла и принесла,.. Помните, вы развивали идею — создать музей ата визма и поместить в нем свой ботинок, как экспонат? РУБИН. Не помню... Может быть, чаю?.. ВОЛОСАТОВА. Чаю? И ничего кроме? А если вина? РУБИН. Нет, нет, нет... Лидия Ивановна прошла на кухню, зажгла газ, поставила чайник. Дантист маял ся и вскоре не вынес одиночества, пошел к ней. Она улыбнулась, не вынимая сигареты изо рта. Лидия Ивановна успела накрыть на стол. Тут стояла банка охотничьего салата, шпроты, соленая сельдь с зеленым луком и яйцом, краковская колбаса, кастрюлька холодного вареного картофеля, венгерский шпик, маленький кувшинчик томатного соку, ржаной хлеб. И еще была, диссонирую щая со всем этим, естественным, добрым и беззащитным,— трэхсотграммовая колба с черной резиновой пробкой, и в колбе был спирт. Вскипел чай. Полуночники сели за стол. Олег Петрович пожевал кусочек карто феля, и он весь размазался у него во рту противной клейкой кашицей. Рубин сглот нул. Он неотвратимо смотрел на колбу. Искорка стальная, покачивающаяся, гипнотизировала его, в мозгу заметались фразы : «Может быть, подлечимся, Лидия Ивановна?», «А что, если по маленькой, Ли дия Ивановна?», «Налейте мне, Лидия Ивановна», «Вы не против, Лидия Ивановна?», «Вы позволите, Лидия Ивановна?»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2