Сибирские огни, 1976, №8

тила и рванула так, что он чуть копыта на бок не отбросил, а Илюха кувырком слетел на землю. Опять же будто в шутку надели на шею бригадира огромное Мо- крынино лукошко, а мы с Ванькой-шалопутом, подносилыцики, рады стараться: набухали полное лукошко пшеницы. Аж согнулся под т я ­ жестью Илюха, ерепениться было начал, но ведь сам первый выскочил насчет того, что бабы шуток не понимают. А может, и струхнул малень­ ко, но только когда Тимофей Малыхин д ал команду «становись!», И лю ­ ха покорно пристроился сбоку шеренги и двинулся вместе со всеми. Сеял он хорошо, лучше женщйн, и это превосходство взбодрило его, он стал покрикивать на отстающих, но не грубо, беззлобно, и р аскр ас­ нелся весь, преобразился, по-молодецки ухал и подсвистывал, и все но­ ровил встать рядом с Тамаркой Ивановой, а та угрюмо отворачивалась и переходила на другое место, но Илюха шкандылял за нею неотступно и все похохатывал, пытался балагурить. Вот ведь что делает работа с человеком! И женщины снова р а зв е ­ селились, запели, а впереди всех, как вож ак перед гусиной стаей, все шагал и ш агал дедушка Семен,— он вел ряд, чтобы сеяльщики не сби­ вались в стороны. Когда я подбежал к нему, чтобы засыпать зерном л у ­ кошко, то увидел, что он совсем ослаб, пот градом катился по бледному лицу, борода взмокла и потемнела. — Отдохни, дедушка,— ск азал я. — Д а вот... гонку свою дотяну... тогда и... Эх, ядрёна корень...— Он говорил трудно, с придыхом. Но до края полосы дедушка не дошел. Споткнулся и упал вниз ли ­ цом. Лукошко слетело с шеи и покатилось по борозде, оставляя желтую дорожку зерна... Березовая елка 1 Мне ж алко Таньку. Она уже не может плакать — охрипла, и вым а­ тывает душу, тянет тоненько, уныло: — И-исть, хле-еба... Петька гостит у бабушки Федоры, Колька, самый маленький, тот наплакался и заснул. А эту и сон не берет. В десятый раз лезу я в ш каф ­ чик, ворошу там деревянные щербатые ложки. Но из шкафчика д аж е хлебный дух давно выветрился. Тогда я беру сестренку за руку и веду к окну. Ручонка у нее то­ ненькая, холодная и кажется прозрачной, как ледышка. Мне становит­ ся тоскливо и самому хочется плакать... Мы с Танькой любим сидеть у окна в эту синюю предвечернюю по­ ру. Н а стеклах мороз нарисовал дивные узоры — какие-то неведомые цветы и травы ,— и глядя на них, хорошо помечтать о чем-нибудь прият­ ном, сказочном. — Ну, что тебе дался этот хлеб! — успокаиваю я Таньку.— Вот по­ дожди, вырастешь большая, отдадим тебя зам уж за Ивана-царевича, так ты этот хлеб собакам кидать будешь, а сама одни конфеты да с а ­ хар есть. Танька таращится на меня большими черными глазами , всю ее со­ трясают еще судорожные всхлипы: — А калтопляники у И вана-цалевича есть?