Сибирские огни, 1976, №8
И теперь, когда ушло оно безвозвратно ,— аукнулось в чистых березовых колках и скрылось навсегда за долами д а лесами ,— и теперь в трудную пору своей жизни, лишь подступит к сердцу холодная тоска, отыскиваю я свой потрепанный, прожженный и пропахший дымом д а сухими т р а вами рюкзачок, саж усь на первый попавшийся транспорт и качу за го род. Где-нибудь у чахлого, обглоданного и загаж енно го неутомимыми туристами перелеска собираю сухие былки, ломкие веточки и развож у костер. И часами могу сидеть у очистительного огня, и в ж адных язы ках пламени м аяч ат передо мною видения далеких дней... Наверное, у каж дого есть свой костер детства. У одних — рыбачий или охотничий, овеянный радостью первого общения с природой, у дру гих — пионерский, с песнями и плясками ; но для нас-то, детей войны, костер был не игрой, не заб авой , а источником живительного тепла и света, к ак д л я тех первобытных людей, наших далеких предков. Так как ж е мне его позабыть, мой костер детства! Н абегаеш ься, бы вало, сгоняя в табун непослушных быков,— ноги от холода ломит, аж в заты лке больно отдает, каж ется , все, выдохся, и жить больше не хо чется, а прибежиш ь к огню, почти в самы е угли сунешь занемевшие ступни, и почувствуешь сразу, к а к потечет по всему телу тепло, и вся боль, и вся горечь в нем растопятся, скупой слезинкою стекут по щеке... А костер тихонько потрескивает, постреливает угольками в темно ту, огонь корежит черные сучья, из-под сухих бычьих шевяхов валит бе лый дым, пропитывая одеж ду и тело неистребимым запахом ки зяка. Д ед Курило л еж и т под полушубком , выставив к огню пегую бороду, и ничего не видит, ничего не слышит вокруг. Язычки пламени пляшут в его глубоких, мертвенно-неподвижных гл а за х ,— о чем он думает, о чем вспоминает? Василек тож е л еж и т на животе, подперев кулачонками подбородок. По лицу его блуж дает м ечтательная улы бка ,— он всегда так : улыбнет ся чему-то, д а и забуд ет про улыбку — она долго теплится на его коно патой рожице. И з темноты р азд ается тяж елый топот. В асилек вздрагивает, я вска киваю на ноги, только дед Курило остается безучастным ко всему. В Kpvr света на рысях врывается В анька-ш алопут верхом на Ш амане. Бы к /к р у то пригнув голову, осаж и вает у самого огня, и В анька кубарем летит через костер. — У, фулюган! — растирая ушибленную коленку, орет он вслед убегающему Ш ам ану .— Погоди, я еще сделаю из тебя донского скакуна! Но В анька не из тех, кто долго помнит обиды. Немного оклем ав шись, он на к а р ач к ах подползает к костру, начинает палкой шуровать красные угли. — Ч ё сидите? Спеклась, поди, картошка-то? — ворчит он и выхва тывает из ж а р а самый крупный клубень. Сырая картоф елина хрустит на его зубах, исходит аппетитным п а ром. Мы с Васильком не выдерживаем , тож е начинаем рыться в углях, выбирая клубеньки поменьше. Они уж е готовы. Вы пробовали когда-нибудь испеченную в костре молодую картош ку? П р авд а, еще не время, в огородах ее пока еще не копают, а только подкапывают, то есть выбирают руками из-под кустов что покрупнее, а мелочь оставляю т дозревать. И случается: когда начнется основная коп ка, то собирать уж е нечего, остается одна ботва. Но не об этом речь. Я, например, и теперь не знаю вкуснее еды, чем молодая печеная картош ка. Выкатишь палочкой из притухших углей ко ричневый клубенек, покидаешь его с ладони на ладонь, поскоблишь но жом (чистить ни в коем случае не надо: весь вкус и см ак в хрустящей поджаристой к о р о ч к е !)— и крупичатая аром атн ая мякоть растает во рту, благостным теплом отзовется во всем теле. S. Сибирские огни № 8.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2