Сибирские огни, 1976, №8

недосуг. Я мчусь з а угол избушки, где утоптанный снег испещрен ж е л ­ тыми норками. После чая мы с дедом идем управляться с овцами. Первым делом, водопой. Открываем промерзшие скрипучие ворота кошары, оттуда валит теплый пар, вместе с которым черною лавиной вытекают на улицу овцы. Они теснятся в проходе, дав ят друг друга, базлают на все голоса, а вырвавшись на волю, растекаются по снегу, жадно подбирая трепет­ ными, нервными губами клочки сена и мелкие былинки. Длинна я колода заледенела, стены сруба в колодце тоже обросли толстым льдом, т ак что горловину пришлось раздалбливать пешнею, иначе не прола зила бадья. Дедушка работал сноровисто, зеленоватые крыги льда со звоном бились о темные бревна сруба, летели вниз, и от­ туда, из невидимой глубины, слышались глухие всплески. Потом дедушка начинал доставать воду. Колодезный жура вель ж а ­ лобно поскрипывал и, наверное, издали ка зался странною птицей, кото­ рая то нагибает свою несуразно длинную и прямую шею, то з апрокиды ­ вает ее кверху, словно бы пьет воду. Вылитая из бадьи вода журчала, растекаясь по колоде; от нее, как от кипятка, валил белый пар. Овцы блеяли и грудились у колоды, на вы­ топтанном пятачке, усыпанном коричневыми орешками. Я подменяю уставшего дедушку, но двухведерная деревянная бадья тяж ела , и когда поднимал я ее в третий раз и уже вытащил наверх,— веревка выскользнула из моих занемевших рук, бадья стремительно, с грохотом полетела вниз и гулко бухнулась там о воду. — Сл абова т еще, мужичок,— ласково говорит дедушка. Л асковым таким он бывает редко. Потом мы гнали овец в кошару, задавали нм сена. В обед и вечером все повторялось снова. В общем, жилось нам пока не плохо. Скучать, правда , было некогда, но и сказать, что надрывали пупки, чего до выезда на зимовье боялся дедушка, тоже нельзя. Были у нас и свои праздники,— это, когда раз в неделю приходил на Шайдош обоз за сеном. Обозники, в основном бабы, обыденкой не уп ­ равлялись, оставались у нас ночевать — откармливали лошадей и сами отдыхали после трудной дороги. З а старшего был в этом бабьем обозе Тимофей Малыхин — о гром ­ ный, угрюмый на вид чалдон, с длинным, лошадиным каким-то лицом, избитым оспой. «Как черти горох на ём молотили»,— говорила про Ти ­ мофеево лицо моя бабушка. С дедом они были закадычные друзья: еще против Колчака вместе партизанили. Если стояла тихая и морозная погода, визг полозьев идущего обоза слышался за много верст. Дедушка начинал суетиться, таскать в и з ­ бушку дрова и воду, а я мчался встречать обозников. Еще издали р а з ­ личал белого мерина Громобоя,— на нем-то впереди всех подвод и ехал дед Тимофей. Я на ходу прыгал в розвальни, дед откидывал широченную полу своего тулупа, и я нырял в душную темноту, как в теплую парную воду. — Ах, якорь тебя зацепи! — рокотал где-то надо мною невнятный голос,— матка с бабушкой думают, что волки его тут уже съели, а он козлыкает себе хоть бы чё. Письмо вот нака зали передать... Он достает из собачьей мохнашки помятый листок, я высовываю на волю голову и с трудом разбираю мамины каракули. Пишет она к аждый р а з одно и то же: чтобы потеплее одевался и не простыл, чтобы почаще з а гл яды в ал в учебники — авось Анна Константиновна не оставит на второй год, чтобы слушался дедушку и не сердил его.