Сибирские огни, 1976, №8

вом полыхнула на полнеба, а потом уж и с ам а из черных веток выпуты­ ваться стала — огромная, красная , ка к солнышко на закате. Повисла, раскаленная, над полем, н ад стогами, и боязно д аж е стало: то и гляди сено подожжет. Но нет, не подожгла, а стала быстро подниматься вверх, уменьшать ­ ся и бледнеть, словно бы остывая. Вот теперь все в порядке: т а к а я она и должна быть, луна ,— маленькая и белая, как серебряная монета, на которой синими кра сками нарисовано что-то. Если приглядеться, то ри­ сунок р а з г а д а т ь нетрудно: это один человек заколол другого и поднял его на вилах н ад головой. Про это дедушка мне расска зывал . Жи ли два родных брата, и мир их не брал . К а к кошка с собакой жили. А однажды разодрались, м л а д ­ ший схватил топор, а старший — вилы. Ну и запорол старший-то м л а д ­ шего, а бог взял д а и переселил их обоих на луну, чтобы, значит, люди вечно смотрели на них и не забывали , к чему в р ажд а и злоба приводят. Но эта история меня з аним ал а сейчас меньше всего. Я смотрел во­ круг и удивлялся, к а к а я с восходом луны с т ала огромная ночь! Небо опрокинулось в озеро, слилось с ним на горизонте, к аж д а я звездочка отразилась в воде, и если долго, неподвижно смотреть, то и не поймешь, где земля, а где небо. Только иногда в каком-нибудь месте озера з в е з ­ дочки начинали шевелиться, ройться, словно пчелиный клубок. Я д о г а ­ дывался: это, играя, всплескивала рыба, и тонкая рябь кругами расходи ­ лась по воде. Д а л е к о над лесистыми островками, похожими в голубом сиянии на сказочные замки, протянул одинокий лебедь и опустился на серебряную лунную дорожку, слился с ней. А справа стоят стога, круглые, ка к яички. Тень от них резкая, слов­ но перед каждым выкопана круглая ямина. Здесь есть и дедушкина р а ­ бота: когда он стоит на зароде, стог получается, как облизанный,— ни одна былка не топорщится. З а стогами видны молоденькие тонконогие березовые колки. Они так высветлены луной, что напоминают низкие тучки, из которых сплошным потоком льются серебряные струи дождя. Я гл яжу на этот голубой огромный мир, слушаю тишину, которая тоже кажетс я голубой, и мысли приходят такие же светлые, будто вот- вот должно случиться что-то хорошее, необычное, единственно вечное. Мысли эти нельзя з ад ерж ать , чтобы облечь в слова,— они создают лишь настроение, ожидание чего-то. Не в такие ли вот мгновения мы начинаем осознавать себя? Вот я, человек, хозяин себе и всему на свете. Захочу сейчас — и тресну по башке Ваньку-шалопута, чтобы не храпел. З а х о ­ чу — и взбаламучу все озеро так, что ни одной звездочки на нем не оста- • нется, исчезнет красота. Только вот на небе с этими звездами ничего не поделаешь... Но нет, все равно можно уничтожить весь мир. Д л я себя, конечно. Я — сам себе хозяин. Возьму заплыву в озеро и утону. Вот и не станет ничего на свете... Плыла над степью голубая тишина, и в этой тишине вдруг послы­ шался шёпот. Рядом , за соседним стогом. Потом р а здалс я тихий смех. Потом из-за стога вышли двое и направились к озеру. Я сра зу их узнал. Это были Т ам а р к а Иванова и Сашка Гайдабура. Я почувствовал, как по спине забегали холодные мурашки, словно насыпали мне за воротник сырого песку. Я вык ар абка лс я из шуршащего сена, сел на край стога. Сено было сухое, нисколько не отволгло от росы. Сухорос — к дождю ,— почему-то вспомнились слова дедушки. Я сидел и чувствовал, ка к растет, набухает в груди злоба на Сашку. Перва я мысль, которая пришла в голову,— взять вилы, подкрасться сзади и пырнуть в Сашкину спину, поднять над головой, как это сделал тот лунный мужик со своим родным братом.