Сибирские огни, 1976, №8

красивый смуглолицый парень, и стал тискать всех подряд, а больше всего Тамарку,— я, не помня, что делаю, з аб еж ал сзади и огрел его п ал ­ кой вдоль спины. Сашка заорал благим матом, и я, перепугавшись не столько расправы, сколько своего поступка, с ревом ударился к телеге, на которой ехал мой дедушка... 3 В нашем колхозе маловато было своих лугов, и заготавливать сено выезжали на дальние покосы, к берегам великого озера Чаны, за полсот­ ни километров от своей деревни. Поэтому ехали надолго, иные целыми семьями, везли необходимый скарб,— в телегах колоколами ухали на ухабах огромные артельные казаны, блеяли связанные овцы, громозди­ лись кули с мукой и картошкой. Правду сказать, сена на убережье Чанов неважнецкие: по сырова­ тым логам — осока да бужур, травы укосные, такие высокие и густые, что литовку не протянешь,— но жесткие, зимою от них остается много будылистых объедьев. По склонам грив волнуются под ветром пырей, луговая овсянница, тимофеевка,— с таким сеном еще можно мириться. А на самых гребнях совсем скудно. Хорошо еще, если попадется лоскут бледной, как выгоревший на солнце бабий платок, полынки вперемежку с мятликой — мелкой и проволочно-жесткой травкой. Такой корм хоть овцам годен. Но чаще верхушки грив зияют солончаковыми проплеши­ нами, покрытыми бурой верблюжей колючкой, а то и вовсе голыми, рас ­ трескавшимися, белесыми от выступившей соли. Босиком по такому ме­ сту не пройти: в трещинках щиплет подошвы ног. За то меж редкими перелесками, на затененных и солнечных полян­ ках березовых колков, сено будет такое, что хоть чай им заваривай. К а ­ кое здесь буйство трав и цветов! Выше всех поднимается морковник, а уж под его кружевными зонтиками желтеет душистая кашка, малиново вспыхивает кипрей, истекает от зноя одуряющим полынковым запахом пижма, и все это понизу перевито мышиным горошком, или визилём, как зовут у нас в Кулунде все виды вьющихся трав. И в самом низу, в зеле­ ном сумраке травяной гущины, среди гусиных лапок ягодника, сверкают звездочки цветущей клубники, алыми искрами тлеют цветы клевера. Вот здесь-то, в перелесках, где травы особенно хороши, но с кон­ ными сенокосилками не развернуться, здесь-то и косят вручную, литовками. Мы стали табором у большого болотистого лога, который называет­ ся Шайдош. Смастерили балаганы — каждый на свою семью. Какие это были балаганы! Лозняковые прутья, согнутые в дугу и воткнутые в зем­ лю, накрыли тяжелыми охапками свежей травы, оставив лишь круглые сусличьи лазы. Вместо постелей натаскали мягкого и душистого сенца из разнотравья. Зале зешь после душного дня в прохладное нутро б а л а г а ­ н а— будто в зеленую тьму омута нырнешь. А запахи! Горьковатая по­ лынка, медовый кипрей, душный, пьянящий аромат багульника, но все это покрывается чистым духом вянущей осоки, которая пахнет свежими огурцами... Раньше всех вставал мой дедушка. Он долго шабаршил сеном, курил и кашлял, потом выползал на волю и принимался осматривать косы. Какую нужно, тут же правил молоточком. Разбуженный певучим звоном, поднимался весь лагерь. Взлохмаченные парни бежали к озеру, над ко­ торым курился еще розовый туман. Они на бегу стягивали через голо­ ву рубахи, прыгая на одной ноге, снимали штаны и бултыхались в пар ­ ную воду.