Сибирские огни, 1976, №8

шлось уступить семье механика, ибо «без механика стройке хана». Несхожие рассказы, но пафос один: изо- бражать человека труда без идеализации, находить в самой действительности такие коллизии, производственные и нравственные, когда фигура рабочего, мастера, бригадира выглядит далекой от хрестоматийности, «го- лубизны», когда герой рабочей среды стано­ вится понятным и близким самому различ­ ному читателю. Именно в этом плане выделяется рассказ В. Липатова «Самолетный кочегар», в кото­ ром живет самородок, фантазер по имени Ваня Пыж, прославившийся тем, что еще в кружке юных техников изобрел мотоцикл — «наверняка бы двигался, если бы Пыж до­ стал некоторые детали». У С. Залыгина есть такое признание: «Я езжу по Сибири около сорока лет, вижу эту страну, кажется, чувствую, ощущаю ее и во времени, а все никак не найду слов и поня­ тий, чтобы эти чувства и ощущения выра­ зить». А чуть ниже этих слов в статье «Пи­ сатель и Сибирь» С. Залыгин добавляет: «Время ведь влияет на человека, мы в этом не сомневаемся, а пространство? Вероятно, если бы Россия простиралась на Восток только до Урала, русские были бы несколь­ ко иного национального склада...» (С. З а ­ лыгин. Литературные заботы. М., 1972). Публицист С. Залыгин не отделим от про­ заика С. Залыгина. В рассказе «Санный след», вошедшем в сборник, весьма ясно видно, как художник понимает сибирский характер. Читая рассказ, погружаешься в насыщенный мир ассоциаций, тонких душев­ ных чувствований, слитности человека с при. родой. И все же элегичность элегичности рознь. Из воспоминаний героя этого рассказа Иванова встает характер сложный, натура человека, связанного тысячами видимых и невидимых нитей с отчим краем, его суро­ вым обликом и многим другим, из чего роди­ лось это объемное название «Санный путь», столь символичное: жизненная дорога пря­ мая, нелегкая, без окольных восхождений и всякого рода зигзагов. В чем-то близки друг другу, хотя и не рав­ ноценны по художественным качествам, рас­ сказ С. Залыгина «Боб», помещенный также в сборнике, и новелла Д . Константиновского «Есть ли у человека корень». «Боб» — ост­ рая сатира, рисующая далеко не привлека­ тельного доцента одного из старейших си­ бирских университетов, карьеру бездарного приспособленца, а также милых «добряков», ученых, не нашедших времени, считавших ниже своего достоинства заниматься этой безликостью. В результате «добряки» ока­ зались прямыми соучастниками и одно­ временно жертвами истории «мыльного пузыря». Конфликты лжеученых и «добряков» име­ ли, как известно, самое широкое продолже­ ние в нашей романистике, в театральной и кино-драматургии. Д. Константиновский озабочен другим яв­ лением, столь же типичным в нынешнее вре­ мя,— «техницизмом», непробиваемо утвер­ дившимся в характере героя его рассказа, даровитого, закономерно преуспевающего инженера, пришедшего к тридцати пяти го­ дам к выводу, что «жизнь устроена скорее просто, чем сложно». А поскользнулся ин­ женер на малом: никак не объяснить сы­ нишке, почему ощипанный, найденный во дворе прутик не вырастает в нарядное де­ ревце и что такое корень у цветка; травин­ ки, а главное — у человека... Нравственные проблемы вышли в сборни­ ке «Сибирский рассказ» на передний план. Этому способствует и мастерский, с глубо­ ким злободневным подтекстом, рассказ «Уроки французского» В. Распутина. В сибирское, послевоенных лет, село при­ езжает из далекой Украины молоденькая учительница французского языка. Рассказ ведется от лица одного из подопечных, рас­ сказ, из которого складывается облик Учи­ теля с большой буквы, педагога по призва­ нию, где явствен неизгладимый след, что остается у ребенка на всю жизнь, если ему посчастливится встретить такого воспитателя. Одиннадцатилетний пацан поймет позже цену общения с этим человеком, поймет, как, вызывая огонь на себя, Лидия Михайловна рисковала ради своих учеников. Сейчас же только жжет горечь от столкновения с зады ­ хающимся от гнева директором, застав­ шим (о боже!) ученика и учительницу иг­ рающими в «чику» на деньги, только прон­ зит грусть, когда придет посылка с Кубани, где будут лежать белые макароны и три красных яблока. Отвергающий всякую по­ мощь полуголодный мальчишка видел до этого яблоки лишь на картинке. Бесспорным украшением сборника стали рассказы В. Шукшина, чье богатое творче­ ство новеллиста представлено несколькими произведениями, из которых рассказ «Алеша Бесконвойный» смело можно отнести к ше­ деврам этого жанра. Поразительно, как знал и понимал Шукшин сельского жителя, как умел неподдельно сказать от имени и по поручению «простого человека»! Недавно мне довелось быть на родине пи­ сателя в селе Сростки, встретиться в Бийске с матерью Василия Макаровича, почитать его письма к родным. Есть в одном из этих прекрасных писем слова: «Верю в народ». Великой верой в своих героев и читателей одухотворено творчество писателя, которому так подходят строчки поэта Л. Мерзликииа — «до кровинки здешний человек». До сих пор мы останавливались на произ­ ведениях, ярко воплотивших образ совре. менника, его нравственный мир. Однако в этой же избранной прозе с такими расска­ зами соседствуют скрыто «сопротивляющие­ ся» им. Как ни парадоксально, но эти «со­ противляющиеся» порой населены героями тех же профессий, которые действуют под­ час в тех же обстоятельствах. А при чтении невольно вспоминаешь не лучшие образчи­ ки недавней «молодой прозы», отзвуки так называемой «.навой деревенской волны». Мелькают отважные геологи, уходящие из жизни в расцвете сил, погибающие в нерав­ ной схватке с разного рода чрезвычайно­ стью, возникают очаровательные юные суще­ ства, испытавшие сердечные уд'ары и обрет­ шие на лоне целебной сибирской природы желаемый покой. Захватывают в полон