Сибирские огни, 1976, №8
А вот с Иваном Черепановым мы как-то сразу начали понимать друг друга и по тянулись друг к другу. У меня на примете есть еще парни. Пишут. Их пригласим. Казалось, на спине Ивана уже не белая рубашка, а крылья, может воспарить. Тут и собираемся, ерошил он волосы на затылке.— Вот и Боровской. Петр Павлович... Ух, толковый мужик, душа нашего литкружка. Не о таком ли общении мы С Денисом мечтали? И вот — пожалуйста, чудесная возможность. ' Бродили по улицам допоздна. Конечно, больше говорил Иван. Ему часто поддаки вал Денис. Стихи должны петься,— говорил Иван,— мелодию свою иметь. Вот у меня: «Ах, случилось, приключилося недавно наяву на зеленом, на кудрявом, да на нашем остро ву...» Или вот: «Лодку к острову подбило, не заметил ничего. Оглянулся, а любимая не сводит глаз с него. Улыбнулся, рассмеялся, горе лютое забыл и на лодочке с собою про катиться пригласил...». Мы воздерживались от похвал. Не потому, что не понравились строчки. Мелодия в них есть, даж е петь можно. Стихи Черепанова не были похожи на те, что печатались в газетах. А Ивану показалось, что они не понравились нам, и он стал нас вразумлять: — Чего я хочу?.. Чтобы слова передавали приятное покачивание на лодочке... Они плывут по реке. Волны, значит, они-то и покачивают. Песня ведь. Лирическая. Не для ходьбы в красноармейском строю. Как ей не быть распевной, даже по-русски про тяжной. Иван нахохливался, замолкал. Можно было подумать, что он сейчас же кинется в драку, защищая свои стихи. А о драчливости его мы были наслышаны... Он предложил через неделю собраться в «царстве» Петра Павловича, то бишь в библиотеке. Он при несет свои стихи. Длинная была неделя... И собрались. Только не пришли ни Илюша Кузнецов, ни Михаил Васильев, ни пар ни, которые у Ивана «на примете». Какой там литкружок из троих. Иван сидел, весь съежившись, словно ему холодно. А пришел он праздничным, на деялся, что соберется литкружок. Денис напомнил: • — А стихи-то свои принес? Иван нехотя вытащил из кармана тетрадку в клетку, где в каждую линейку, почти отдельно каждую букву, через всю ширину листа, были вписаны строчки, и молча сунул ее Денису. А сам то и дело оглядывался на дверь: надеялся — могут подойти. Мне очень понравилось стихотворение о белом снеге на вечерней заре. Д аж е строч ки запоминались: ' ' Мы стояли с тобой на бугре, Ты смотрела, прищуривши глаз. Прядь волос вся была в серебре. А за чащ ею таял и гас Белый снег на вечерней заре. Повторение в каждой строфе строки: «Белый снег на вечерней заре» создавало к а кую-то таинственность, может быть, на нем, на этом повторе, и держится все стихо творение. Иван так и не оттаял. Д о разговора ли о его стихах? Денис начал его уговаривать, чтобы он не больно-то расстраивался: сейчас не вы шло, потом выйдет. Если парни не пришли, значит, что-то их задержало, лето ведь, ка никулы... Д а куда там! Иван ушел в себя, глядел из-под челочки и не видел никого, глядел куда-то в пространство. Холодно буркнул: — Мы — как единоличники... Общаться мы стали чаще всего в библиотеке. Когда с Денисом приходили в кино театр «Луч», который был почти рядом с библиотекой, то обязательно заглядывали в тишину среди книжных шкафов. Иван жил только стихами. И постоянно. При встрече обязательно показывал новое. — Как получилось?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2