Сибирские огни, 1976, №8

ли и чувства или удивляясь, как по- разному случается в жизни у разных людей. Да, не в сюжетных «поворотах» сила Решетникова, а в доподлинности чувств, в пристальности взгляда, в неотразимой искренности. И все это сказывается в интонации — то медлительно-нетороп­ ливой, то нервной, взволнованной, то за­ душевно-мягкой, но неизменно сохраня­ ющей строй и колорит устной речи. И не вообще речи, а крестьянской речи: по­ вествование ведется о человеке, который всю жизнь крестьянствовал, и рассказы­ вает это мальчишка, выросший в де­ ревне. Постепенно, от стихотворения к стихо­ творению, вырисовывается образ отца — труженика по призванию, по жизненной философии, мудрого воспитателя и на­ дежного защитника, отважного воина и душевного человека. В этих же строках —рядом с образом отца возникает образ рассказчика: мальчика, затем юноши, а потом —и взрослого, много испытавшего, но неиз­ менно сохраняющего в сердце все, что связано с отцом. Так входит в стихи об отце время. И еще —раздумья о жизни. О ее смысле. О долге. О Родине. Запоминаются —а говоря точнее, ста­ новятся близкими —и другие герои кни­ ги «Благодарение»: мать, братья, сес.тры, друзья детства. Несколько странно пи­ сать «герои книги» —понимаешь, что речь идет не о литературных персона­ жах, а о живых, конкретных людях; но тут как раз тот случай, когда оба по­ нятия —литературный персонаж и жи­ вой человек —полностью совпадают. Закономерно, что стихи о конкретных людях насыщены конкретными подроб­ ностями. Иначе быть не может — ведь На том крыльце, при входе в сени. Под водосточным козырьком. Там каждый гвоздь, что вбит в ступени. Там каждый малый сук знаком. Много связано с этим крыльцом — обыкновенным крыльцом обыкновенно­ го деревенского дома: Здесь в детстве мать меня качала. Напела песню не одну И в голос вечером кричала, Меня отправив на войну. На этом же крыльце мать «глядела вдаль из-под ладошки и день и ночь ме­ ня ждала. Боясь, чтоб не было оплошки, четыре года не спала». На этом же крыльце мать, скорбя о горестях сыно­ вей, «жалела нас, а не себя...» Пронзительны и точны подробности, увиденные поэтом, и нельзя не отклик­ нуться душой на каждую. Но они, эти подробности, нуждаются в завершающем штрихе. И такой штрих появляется в финальной строфе, делая стихи о крыль­ це родительского дома гимном материн­ ской любви, самоотверженному и само­ забвенному порыву миллионов матерей, вырастивших сыновей, затем благосло­ вивших их в бой за отчую землю и ду­ шою находившихся рядом с воюющими сынами: Шумя, стряхнут росу березы Иль солнце выгонит смолу. Мне мнится: материны слезы, Дымясь, сверкают на полу... Конкретное в этих стихах стало все­ общим, важным и дорогим для Многих. Поэт сумел наполнить воспоминания детства и юности чувством, которое от­ зовется в сердцах разных людей. Этим определяется главное в большинстве стихов книги «Благодарение». Люди, с которыми нас познакомил поэт,—очень обычные люди, внешне ни­ чем не выделяющиеся. Но неповторима их душевная красота, неотразимо обая­ ние их личности. Так раскрывается ве­ личие «простых» людей, составляющих в своей массе народ. Й книга о близких людях на поверку оказывается книгой о душевной красоте народа. С первых строк испытывая свою кров­ ную сопричастность к воссозданным поэ­ том картинам, «секрет» ее угадываешь не сразу. Прежде всего раскрываешься навстре­ чу душевной щедрости лирического ге­ роя. Перечитайте стихи —и вы почув­ ствуете, что множество подробностей, описанных поэтом, доступны лишь взгляду, освещенному любовью к отчим местам —любовью бескорыстной, пре­ данной, всепоглощающей, одним словом, истинно сыновней, будь то земля, ч то—■ Вся сыздетства обжита, Вся избегана мной. От поселка средь жита До тропы за копной, — будь то «дом родимый, родной» или те единственные слова, с которыми сын обращается к матери после долгой разлуки: Верный трудному долгу. Выл я в дальнем пути, Знаю, знаю, что долго Шел, родная. Прости! — будь то радость встречи с незабываемы­ ми, до боли близкими местами: Здравствуй, речка и поле — Свет в родимой избе! Блудный сын поневоле, Я вернулся к тебе. Эта сопричастность читателя возника­ ет и потому, что стихи овеяны поэзией детства —а детство было у каждого. Всегда волнуют бесконечно дорогие приметы прошлого. Они, эти приметы, могут быть различными. Может быть, старый колодец во дворе отчего дома, Со своею крышкою замшелой И круглым .воротом над ней. То мокрый, то оледенелый, Служил он дому с давних дней. Может быть, видение детства, возник­ шее потому, что «мне, поседевшему, снится,— я, маленький, с мамой иду».