Сибирские огни, 1976, №8

— Вишь ка к промялся, сердешный,— впервые проронил дед.— Трес­ ка ет — ажно з а ушами пишшит. — Оте-ец,— укоризненно протянула бабушка , а мам а покраснела и потупилась. — Што — отец! — вдруг рявкнул дед и вскочил со стула.— При во ­ л окл а нахлебников на мою шею, гни теперь хребтину на них! — Уж ты, гляди-кось, переработал ,— спокойно с к а з а л а бабушка . — Ах ты, тудыт-твою! — з а о р а л дед и швырнул в нее свою кр а си ­ вую ложку . Но не попал, л ож к а ударила сь о стену, петушиная ручка от­ летела. М ам а з а п л а к а л а и выб еж ал а в сенцы, а дед с ку л ак ами з ап ры ­ гал вокруг бабушки. — Убью, с т а р а я калоша! — намахиваясь , рычал он, но бабушка схватила скалку , и дед отступился. Я выскочил вслед з а матерью в сенцы, она стояла, уткнувшись в угол, плечи ее тряслись. Вышла бабушка , в з ял а маму под руку: — Успокойся, Марья , знаешь ведь его, шай т ан а старого. Вспыхнет, к а к порох, д а тут ж е и прогорит. — Уйдем мы, уйдем,— причитала мать.— Никому я теперь не нуж ­ на со своими сиротами. — Простынешь в ед ь,,сляжешь, гляди,— у го в аривал а б абушка и т я ­ нула мать з а руку в избу... Д е д з ак рыл с я в горнице. Я з а глянул туда в щелку двери. Он стоял около окна и приделывал ручку к своей ложке . Мать присела возле б а ­ бушки у припечка, спросила шепотом: — Бь ет он вас, м ам аша ? Рядом с крупной и сильной моей матерью м аленька я , шустрая б а ­ бушка походила на девочку-подростка, к а з а л а с ь ее дочерью. — Теперь уж не бьет, а т а к — петушится только по старой привыч­ ке,— тихо з аговорила она.— А раньше, в молодости-то, бивал , ох, как бивал, Марьюшка! И счас вспомню — ажно мороз по спине дерет. Я р а ­ не никому об этом не ск а зы ва л а , да чё уж теперь? Што было — быльем поросло... Первый-то ра з он меня ударил, когда свадьбу нашу играли. Плясун был он в молодости. Ну и вот, на свадьбе-то своей, стою я в под ­ венечном платье, любуюсь, ка к Сема мой колена выделывает, и вроде таю вся — души я в нем не ч аял а . И вдруг — подскакивает он ко мне д а ни с того ни с сего — хрясь кулаком по лицу, у меня и искры из глаз посыпались. Очухалась-то я уже в другой половине избы, на кровати. Слышу — св ад ьба вовсю гудёт, к а к ни в чем не бывало. Бы л а бы, д у ­ маю, жи в а родна матушка , рази допустила бы она такое,— д а и з а к а т и ­ л ась вся слезами . И т а к горько сделалось мне, што решить с ам а себя н а ­ дум ал а . Оделас ь кое-как, обутки на босу, ногу н ад ернула — и во двор. А к а к р а з в крещенские холода было дело, морозище жмет, и луна, как счас помню, б ольша я д а кра сн ая , будто сковородка раскаленн ая . Поб е ­ ж а л а я, куда г л а з а глядят, а снег-от захр я с от холода, к а к стекло стал, кожу -то на голых ногах шмотьями сдирает... Хватились меня на свадьбе- то и догнали уж е з а поскотиной. Отрезвел тятя немного, поразумел, сно­ ва домой з а б р а т ь меня решил. Семен-то на него с кул ак ами кинулся, д а трое братьев у меня было, отстояли... А на утро женишок -то мой с повинной головою к нам заявился . Стал перед тятей каяться , божится д а клянется, што больше пальцем меня не тронет. А тятя в ту пору строгий был , но нас, сирот, ж а л е л и в обиду никому не д ав ал . Говорит он Семену: «К а к Федора порешит, т а к тому и быть. Ей с тобой жить, а не мне». Упал Семен передо мной на колени, ползает, к а к виноватая собака, христом-богом клянется, што научили-де его ударить-то меня, што, дескать, обычай у них такой в роду — избить невесту на свадьбе, при всех, штобы после всю жи сь б о ял а с ь муж а д а почитала... Б а б уш к а встала , тихонько подошла к двери в горницу.