Сибирские огни, 1976, №8

6 В это воскресное утро соседи не покидали нашу избу. Одни уходили по своим неотложным делам, на смену им в клубах пара вваливались другие. Люди заметно бодрились, вспоминали всякие случаи, когда кого-то застигал в степи ураган. Все эти истории имели счастливый конец. Мать молча сидела у припечка, кутаясь в пуховую шаль. Н а блед ­ ном лице ее округлились темные глаза, она выжидательно смотрела на дверь и всякий раз вздра гивала , когда на крыльце р а зд ав ал с я звучный скрип шагов. Неутомимая бабушка Федора суетилась у печки, гремела ухватами, выпархивала на улицу. Маленькая, по-девичьи подтянутая фи ­ гурка ее неуловимо мелькала среди гостей. В избе так накурили, что пласты едкого синего дыма поднялись к потолку, заколыхались, ка к грозовые тучи. Я зак ашл ялс я , слез с печи и стал собираться на улицу. Каким праздничным блеском сиял засне ­ женный мир! По пуховым сугробам петляли синие цепочки собачьих следов, и воздух был синий, искрился тонкой изморозью, от которой щи­ пало в носу, навертывались на г л а за слезы. Пахло свежими арбузами и березовым дымом. По всей деревне топились печи, избы почти скрылись в сугробах, и только дымы курчаво поднимались в бледное выморожен ­ ное небо. Сорока села на старую ветлу у сарая, радостно застрекотала, непослушный хвост ее задер гался сам по себе, а с голых веток посыпал­ ся куржак , радужно переливаясь и вспыхивая на солнце. Хорошо-то как! Я побежал по протоптанной к нашему дому тропин­ ке, и звонкий от мороза снег запел, засмеялся под валенками. Мне по­ казалось, что и солнце смеется,— ласковое, румяное, окруженное голу­ боватым кольцом, оно напоминало сказочно красивый цветок. Я б ежал по тропинке, подпрыгивая на манер галопом скачущей л о ­ шади, ка к вдруг жгучая боль кольнула в сердце, я остановился под н а ­ весом соседского сарая, перевел дух. И сра зу померк в г л а з ах чудесный солнечный день. «Отца-то нет до сих пор»,— подумал я, и снова, как и ночью, с т а р а л с я представить его смерть — и не мог. Как это — смерть? Вот вижу отца: пришел он из бани. Обветренное бурое лицо еще силь­ нее потемнело, от него пахнет дымом и березовым веником. Он сидит за столом, пьет квас и крякает так, что тревожно мечется огонек в семили­ нейной лампе. Он в голубой майке, и при каждом движении на руках у плеч тугими мячиками перекатываются, играют мускулы. И к а к это — смерть? Это значит — упал он на пол и будто рас таял , водою стек в ще ­ ли меж половицами, и больше его не будет никогда-никогда? Или, мо­ жет быть, от него осталось то, что осталось от старухи Покатилихи: не­ знакомое, совсем чужое глиняное лицо? И что я знаю, что помню об отце? Вот просыпаюсь я ранним-ран- ним утром, просыпаюсь оттого, что отец дергает меня з а нос и гудит над ухом хрипловатым со сна голосом: — Вставай, засоня. П а х а т ь ведь вчера собирался. — Д а не буди ты ребенка в такую рань,— доносится из кухни го­ лос мамы. — Ничего,— отзывается отец,— пущай понюхает, чем землица пах ­ нет. П а х а р я ведь с тобою растим, мать... Сон с меня к а к рукой сняло. Босиком я выскакиваю во двор и з ами ­ раю от радости: у наших ворот стоят три лошади , з апряженные в плуг. Две из них гнедые, а одна — белая , ка к снег. Лемех у плуга сияет в су­ мерках весеннего утра, словно голубое зеркало. Выходит отец и ведет лошадей на огород. — Ну, милые, поехали,— ласково говорит он, и первая борозда чер­ ным ручейком течет за плугом. Я бегу следом по этой сырой и холодной