Сибирские огни, 1976, №8
го — чтобы с ума не спятить. А нашли меня мужики, когда пурга-то по утихла. Они тоже по сено ехали. «Видим, рассказывали , из сугроба вро де бы парок курится, далеко заметно». Когда откопали меня да поба- чил я тех добрых людей — прямо зайшлось мое сердце, давай этих му- жиков-то обнимать да целовать, как и жену родную никогда не кохал. Д а -а , живем вот, а того не понимаем, какая она, жизнь-то, хорошая штука, только и поймещ это, когда безглазая старуха косу свою над башкой занесет,— закончил дядя Яков. Все помолчали, потом кто-то сказал : — Валяй теперь ты, Копка. Что хотел рассказать? Поди, опять чё- нибудь сбрехать собрался? — Брешут собаки, да свиньи, да ты с ими,— огрызнулся Коптев.— А случай этот доподлинно был, один липокуровский мужик мне р а с с к а зывал. Поехал, значит, ихний, липокуровский, шофер зимою куда-то. А у машины возьми да колесо по дороге спусти. Стал он запаску ста вить, и угодил рукою-то под домкрат. З аж а л о ему ладонь, а высвобо дить не может: заело што-то в домкрате, не может провернуть его. А мо- роз-от жахнул такой, што слюна на лету замерзает. Как тут быть? Д а вай шофер руку свою грызть, и отгрыз-таки, живой остался... — Знаю я цего шофера,— сердито прогудел дядя Яков.— По пьянке он руку-то себе отморозил, в больнице потом оттяпали. — Д а ты чё это, Яшка?! — взвился Копка,— Вот те крест — не вру я. Он, шофер-то энтот, д аж е пензию по инвалидности получает. — В колхозах пенсии не платят,— спокойно отозвался кузнец.— А коли будешь много брехать, дак и крестов у тебя не хватит... Прокопия Коптева и стар и млад на деревне звали не иначе, как Копкой. Д аж е мы, ребятишки, не принимали всерьез этого суетливого, чудаковатого мужичонку. На выдумки был он неистощим, врал складно, по его рассказам можно было подумать, что он успел объездить всю землю, и каких только историй с ним не приключалось! Мы любили слушать его побасенки, которые он придумывал с ходу. — Где,это ты, дядя Копка, трубку такую добыл? — как-то спроси ли мы у него. — Эге, завидуете,— расплылся он в улыбке и вынул изо рта дере вянную трубку, изображающую голову остробородого чёрта с рожками и с дыркой на макушке, в которую засыпался табак . Любовно оглядывая свое сокровище, Копка понес не задумываясь: — Эта трубка, пацаны, бесценная. А выплясал я ее у цыган, в Б е с сарабии. Есть т ак ая страна — Бессарабией зовется. Жи ву т там одне цы гане, ничего не делают, а только кочуют да д ру г друга обманывают. А тут я, русский человек, подвернулся. Накинулись они на меня, как му хи на мед. Галдеж подняли: «Давай , батенька, погадаем, всю правду про жисть расскажем». А я им: языком молотить, мол, я и сам горазд, а кто из вас перепляшет меня? Выставили они супротив меня своего луч шего плясуна и порешили всем табором: коли перепляшет меня цыган — отдаю я ему все, что есть у меня и на мне, а коли я его уделаю — он мне эту вот трубку отдает. Трубка-то не простая ока залась, всякому, кто ку рит из ее,— счастье приносит. Ну д а к вот. Сделали круг, забренчали на гитарах,— я и пошел фертом-вывертом, вприсядку, да через голову, да по-всякому. Цыган, шельма, тоже не сдает, аж как бес на цепи кувыр кается, да только куда ему спроть меня? Сутки плясали, а на вторые — торкнулся цыган оземь и захрипел: «Отда-айте ему трубку». Мы знали от взрослых, что Копка за всю свою жизнь дальше нашего райцентра нигде не бывал, а все равно слушать его было интересно...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2