Сибирские огни, 1954, № 3
ли не дотронувшись до земли.— Детей ему советская власть выучила, пятая-бис шахта дом построила, а он, как пришёл с войны, палец о палец не ударил на общее дело. Каково это обществу? — Тимофей Наумович забежал вперёд.— Намедни приходит в отдел кадров и кладёт заявление: «Прошу принять в чёрные- рабочие...» Будете в управлении разреза, по интересуйтесь сим документом. «Хочу строить социалистическое обще ство,— пишет,— хотя и являюсь отчасти инвалидом». Чувствуете, какими зигзагами мыслит? А почему не шёл раньше? — задают ему законный во прос. «Некогда было». Конечно, досуг ли ему было с хозяйством-то: две коровы, стая уток, куриц видимо-невидимо, соток двадцать картошки на приусадебном участке, ну... охота, рыбалка. Я понимаю, если подсобное да у трудящегося человека. Но он же... Какой он трудящийся, раз на од ного себя старается, рубаха в поту! -ф-Тимофей Наумович сплюнул,— В сорок восьмом году, помню, в траншее людей не хватает, хоть матушку- репку пой, а у него по всей роже усмешка размалёвана: «Отнесу на базар сегодня, завтра да послезавтра по четыре четверти молока утреннего да вечернего удоя,— вот у меня и ваша полумесячная зарплата». Плевать ему было, что в кадрах нужда, что у нас послевоенное восстановление и дальнейшее развитие. А теперь, когда всякий продукт появляется в мага зинах, когда мы разбогатели машинами и не очень-то в «чёрных рабочих» нуждаемся, он готов поступить на разрез. Милости просим... об ратно! Вихрецов не стал возражать. Правильно говорил старик: в таких, как Горбушин, большой нужды на разрезе нет. — К готовому-то столу он придёт, сядет и будет есть,— гневно про должал Тимофей Наумович,— когда перестала клевать рыбка в мутной воде!.. Нет, такого не надо. Это же форменный частник! — Но он же инвалид,— заметил Георгий Иванович. — Урод он, а не инвалид.— Старик всё больше раздражался. По его впалым щекам, обросшим колючкой седого волоса, снова катился пот.— Ему и книжки инвалидной не дали. «Я кровь проливал за Родину!»^Будто он много её пролил, когда лишался указательного пальца. На левой руке! Пустить пыль в глаза он мастак. Но нет, не войдёшь в доверие, раз на общество не работаешь. — Вот он и просится на работу,— сказал Вихрецов.—- Как он там написал: «Хочу строить социалистическое общество»? — В точности так.— Тимофей Наумович раскатисто расхохотался. В его звонком голосе, как у молодого петушка, пробивалась хрипота. Мы, можно сказать, коммунизму закладываем фундамент, стены возво дить собираемся и крышу со временем крыть, а у него забота о первой фазе. Ну тип! И чтобы такого типа к нам, на открытый угольный?..- Тимофей Наумович поскользнулся на камешке.-—К нам... Он и поза был, что больше не работает на разрезе. Покачал головой, мол, был конь, да скопытился, и опять поднял голос: — Я бы на километр не подпустил типа этого к экскаваторам. — Тем более к новым, сверхмощным! — вставил Вихрецов и выло жил перед Тимофеем Наумовичем главную новость. Старик выслушал молча и похлопал себя широкими ладонями по ко леням, то ли восхищаясь, то ли ещё и досадуя. — Уже приехал руководитель сборки,— продолжал Георгии Ивано вич.— Сергей Ермаков. Знаете такого? _ Серёгу-то? Как же! — горделиво произнёс старик,— Николая Ни колаевича Ермакова сын. А Ермаковы, Жемчужины, ну и Останины — одного слоя народ. В разные годы, но по одному этапу при царе-батюшке в Сибирь шли, кандалами звенели. Серёжка уже здешних мест уроженец, советского времени. Молоденьким на шахту пришёл. Сперва на откатке з*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2