Сибирские огни, 1954, № 3
вышла замуж за Петра Швырёва. И это не помешало испытанной дружбе сверстниц... — Мария! — крикнула Ольга, едва грузовик поровнялся с подругой. — Садись, Кубасова! — На нашу скамейку!.— раздались голоса. Кто-то из парней, Мария даже не знала, кто он, принялся бараба нить кулаком по жёсткому верху кабины. Марии хотелось побыть одной, дойти до управления пешком. Но гру зовик остановился, неудобно было не сесть. Только к Ольге она не смогла на ходу пробиться, так много было в кузове пассажиров. Ольга сидела возле кабины, выглядывая из-за фуражек и кепок. Взгляд её был лукавый и испытующий.. «Что это она?» — подумала Ма рия. И прислушалась к разговору: — Уходит он, навсегда уходит с разреза. — Не в урочное время встречается на дороге, значит, не болтовня, что получил полный расчёт. Мария привстала, чтобы посмотреть. По дороге, навстречу грузовику шёл Тимофей Наумович Останин, в чёрной расстёгнутой косоворотке, с обнажённой' седой головой, шёл, согнувшись и растопырив руки. Так, с растопыренными, он всегда и ходил, будто держался за землю,. Но теперь его немного покачивало; было похоже, что он ничего не видит и не слышит. — Как оно, уходить из шахтёрской семьи!.. — пробасил кто-то над ухом Марии.— Ещё попадёт под машину!.. Но шофёр резко свернул в сторону, и старик, не подняв головы, про шёл по середине шоссе. Мария сочувственно посмотрела ему вслед. Заду малась. Ей вспомнилось, как в канун Первого мая на семейной вечеринке, где собралось всё Останинское родство: сыновья, дочери, внуки и внучки, Тимофей Наумович плясал «барыню»: то ходил гоголем, то пускался вприсядку, то летал по кругу, выкрикивал: «Сторонись, люди, молодость догоняю». Потом упал замертво на диван, едва привели его в чувство. Уже тогда было понятно: отработал, старый, своё, пора на отдых, потому что всему есть предел. А он отдышался и третьего мая вновь ушёл в дуцп- карное депо. / Шофёр включил газ, и машина завыла, преодолевая подъём. Продол жалось это недолго. Из-за бугра показались очертания породного борта траншеи. Стали видны стрелы экскаваторов на вскрышных участках, по том —- их грузные рукояти и ковши... Дул ветер, и Мария зажмурила заслезившиеся глаза. Всё, что она те перь могла увидеть, она знала и так. Знала и помнила расположение вскрышных и угольных участков, конвейеров, бункеров, стрелочных по стов на железнодорожных путях. И, закрыв глаза, прошла бы к своему экскаватору,— лишь бы слышался шум, грохот, свист. Жизнь на разрезе не замирала ни днём, ни ночью. И в летний зной и в зимнюю стужу горняки добывали уголь: рвали, черпали, грузили, везли. Уголь — свет и тепло — расходился по городам и заводам, проникал в каждый дом. «И часть этого тепла и света... пусть самую маленькую... даю людям я», — всегда с отрадой думала Мария. На повороте грузовик качнуло, накренило, и девушка снова увидела Ольгу, загадочный блеск её глаз. Всё выяснилось на остановке перед управлением разреза. Соскочив с машины, Ольга обняла подружку и рассказала о Сергее то, что Ма рия знала сама. Было и новое. Сергей прислал короткие письма-«извеще- ния» и Петру с Ольгой, и Михаилу Орликову, и ещё многим друзьям, то варищам. Мария чувствовала себя обиженной, оскорблённой. Только теперь в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2