Сибирские огни, 1954, № 3
Пусть видят, что это не обычный караван с папиросами и рисом для чаба нов глубинных пастбищ, а караван строителей колхозного канала. Поэ тому — и бубенцы, и цветные кисти, и шёлковые халаты. Но если говорить откровенно, то ведёт караван не Кудрат-ата, а его ишачок, а караван-баши, покачиваясь, как в люльке, на седле из мягких одеял, сладко дремлет, и даже всхрапывает при этом. Но вот ишачок оста навливается как вкопанный. Останавливается и весь караван. Это зна чит, на тропе развилка. Кудрат-ата просыпается, не спеша достаёт из-за кушака пузырёк с надписью «Витамин С», и, вытряхивая на ладонь щепоть содержимого, окидывает пески внимательным взглядом. Затем заклады вает табак под язык и шпорит ишачка пятками, уверенно направляя еп> на нужную развилку. И снова мерно колышатся горбы и шеи верблюдов, снова мимо кара вана шагает пустыня. Её бесконечность с таким гнетущим однообразием стелется под ноги, что людьми начинает овладевать тягостное чувство не подвижности, кажется, будто верблюды, кони и люди нелепо топчутся на одном месте, а пыль, поднятая караваном, повисла в воздухе, можно по думать, что остановилось даже время. Вера впервые попала в настоящую пустыню, и удивительнее всего для неё было то, что пустыня оказалась точно такой, какою она вообража ла её ещё в детстве. В школе, на уроках географии, вешались картины, изображавшие льды и северное сияние Арктики с моржами и белыми мед ведями на первом плане, тропические джунгли с крадущимися тиграми и пустыню. И здесь было всё в точности, как на школьной картине: и песок расстилается до горизонта, и верблюды шагают, высокомерно подняв голо ву, и даже скелет павшего верблюда белеет на бархане. Барханы были то же, как на картине. Лишь тишина пустыни не чувствовалась на школьной картине, а здесь, важная и суровая, она пугала непривычный слух. Не эта- ли тишина, томительная, глухая, обезволивающая сердце предчувствием подкрадывающейся беды, и есть самое опасное в пустыне? И Вере захоте лось дерзко и насмешливо нарушить эту тишину, сбросить с себя её недоб рые чары, крикнуть обо всём этом что-нибудь смешное, обидное или взобраться на бархан и, балансируя руками, с шутливо-испуганным виз гом пробежаться по его острому гребню. Она обернулась, опершись рукой на круп лошади, к ехавшему сзади Кирпичникову, и крикнула: — Николай Николаевич! Вам не хочется пробежаться по вершине бархана? Поиграть там в пятнашки! А вообще-то, знаете, на что похожи барханы? По-моему, — на какие-то сплюснутые торты! Кирпичников поморщился и холодно ответил: — Нет, не хочу. А Крупнов, ехавший рядом с начальником, даже подскочил в седле. — Эти кондитерские сравнения вам придётся бросить, Вера Павлов на! К пустыне надо на «вы» обращаться. Грозное явление природы! Это- я вам авторитетно говорю. — Ну, не знаю, — засмеялась Вера. — А по-моему, она какая-то до машняя, смирная. Как на картинке! — Не скажите,— буркнул Кирпичников.— Объсните лучше, откуда у вас эта патологическая ирония ко всему на свете? Барханы-то чем вам не угодили? — Ирония? Патологическая? — прищурилась Вера и вдруг выпа лила: — Знаете что, мне совсем не нравится такой разговор. Лучше пре кратим! — Да, лучше прекратим,— ответил Кирпичников, угрюмо разгляды вая уши лошади. Вера отвернулась. Она чувствовала, что Андрюша за её спиной доволь но улыбался. «Рад, мальчишка! — подумала Вера, но рассердилась не на>
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2