Сибирские огни, 1927, № 2

— Поли сын!—сказала голова и тоненько хихикнула... В саду стоял в это время насторожившийся человек. Он приплюснул нос к стеклу. От глаз его не укрылось ни одно движенье. Когда же зеленая портьера скрыла Вячеславову спину, он обломил сухую ветку и пробормотал: — Поищем, едондыр шиш! Прихрамывая, он зашагал по алее. Над ним поплыла луна и ветровый шум. Луна озаряла вершины деревьев. Ветер раскачивал черные шапки оста- вленных птицами гнезд. Лунная пряжа. В коридоре был холод и тьма. Вячеслав шел медленно, ощупывая сте- ны. В темноте вдруг всплыло Петровнино лицо, похожее на сморщенное яблоко. — Что она с нами возится?—подумал Вячеслав. Улыбка тронула его губы. Он не знал об ударе хлыста, жестоком, как любовь. Он никогда не на- зывал Петровну Настенькой и не знал о Настенькиной весне, расцветшей дав- ней осенью... Осень и закат. Заря бьет в окно коридора. Высокий человек сидит на табурете. Тоненькая Настенька, встав на колени, стаскивает с него тугой сапог. Высокий черноус и смугл. Бекеша синего сукна охватывает его спину. Заполеванный заяц висит на поясе. Он грызет рукоятку хлыста.—высокий человек. Глаза его отсутствуют'. Но вот они падают на Настеньку. Он видит красные бусы на ее склонен- ной шее. Морозное вино осени ударяет ему в голову. — Золотая пчелка!—кричит он и обхватывает Наетенькины плечи. Змейка хлыста обжигает ей щеку. Он вскидывает ее на руки и бежит к ка- бинету. Лицо Настеньки закрыто руками, разорванные бусы сыплются на пол, заяц болтается на поясе и с зайца капает кровь, красная, как бусы. Осень и закат. В зимние же ночи Настенька и Анна Павловна запира- лись в спальной. Они плакали от нерадостной любви к черноусому Сергею Вячеславичу. Вячеслав же Сергеич, сын Сергея Вячеславича, думая о Петровне, не знал о давнем закате и об ударе хлыста, жестоком, как любовь... Кабинет был в лунном свету. Вячеслав свалился на кушетку. Сквозь стекло шкафа ему блеснули золотообрезанные книги. — Буду думать о князьях,—решил Вячеслав. Золотые обрезы покоили Историю Польских Государей. Многотомная эта история была собрана пра- дедом Вячеслава—Вячеславом Львовичем. — Как звали польского князя, у которого был скошенный рот?. .— Горбун и женщина встали в его памяти, вытесняя князей... Ужасный день! Утром по городским улицам распространились слухи о приближеньи красных. Вечером Вячеслав вселился в теплушку родственни- ка—корнета Тронина. Он сел в дверях теплушки, чтобы смотреть на город. Город же был несомненно пуст. Городские множества пришли на вокзал. Они стремились втиснуться в эшелон. Но вагоны были заполнены. После второго звонка к теплушке Тронина приблизился горбун. Его сопровождала женщина. Горбун снял цилиндр, худое его лицо дернулось, и он сказал просительно: