Сибирские огни, 1927, № 2

— Нинель, это вы?—окликивает спутник. — Кой чорт Нинель, когда это мусульманка?—удивляюсь я. — Ну, это еще вопрос: мусульманка или нет и вообще, чем она за- нимается. Во-первых,—может быть это действительно мусульманка, во-вто- рых,—возможно это русская девочка, переодетая узбечкой, и для того, чтобы милиционер не признал, и для того, чтобы мужчинам больше нравиться. В расчете на это вероятие я ее окликнул. И, наконец, в третьих,—можно ду- мать, что это русская, но жена узбека. Понимаете, здесь возмутительно мно- го русских за инородцами. Я вспоминаю Сибирь и белых румяных лавочниц, раздобревших китай- ских женок. — Что же! Не завидуйте их маленькому счастью,—говорю я. Но мой спутник поясняет брезгливо: — Это хуже, чем проституция. Ну, живи даже с узбеком, даже с кир- гизом, но зачем же обузбечиваться, зачем же окиргизиваться, зачем чадра! Мы у цели. В стенке, обвитой плющем, калитка. На калитке бумажная наклейка: «ОБЕДЫ». Обеды через ять. Дело знакомое. В одном из черноморских городков мне случилось полакомиться борщем с твердым знаком. Там хозяйка были из бывших. Возможно, что и тут жертва революции. Хозяйка южно-русского типа, дама в платье цвета бычьей крови, же- манно говорит моему компаньону: — Мсье, что заставило вас и вашего друга посетить нашу обитель в столь поздний час? — А мы жаждем вкусить ваших... Спутник делает руками жест, обозначающий об'ятъя. — Пельменей, пельменей, моя дорогая,—заканчивает он с громким смехом. Пельмени были тоданм, и мы ели их, беседуя с хозяйкой на различ- ные темы. Хозяйка средних лет, киевлянка, вдова, действительно оказалась за- брошенной сюда враждебными вихрями. Она жаловалась на скуку. Мой спутник поддерживал ее. — Киргизия, ну, фрукты, а больше-то чего здесь есть? Дыра! Вот М. в газетах прописали, из партии вычистили, а чем он виноват? Просто от скуки желтой ошалел! Беседуем о М. Молодой партиец, плохой хранитель казенных денег, М. систематически пьянствовал и дебоширил. Практиковал игру в «кукушку», типичную колониально-офицерскую забаву. Зарядив наган одной пулей, рас- крывал барабан и наугад стрелял себе в голову, испытывая фортуну. В кон- це-концов, «Ка-Ка взяла его за бока». Мои собеседники долго уверяли друг друга, что здесь, в проклятой Кир- гизии, от скуки еще не то можно сделать. Повесить себя за левую ногу на фонарный столб можно для собственного развлечения. Наконец, хозяйка проводила нас, напевая: — Шимми—та-нец эс-те-тичный, очень красивый, поэтичный. Мы вышли. В саду все еще гремел оркестр и позади нас тихие, темные улицы азиатского городка оглашались изысканной руганью какого-то вдре- безги пьяного европейца.