Сибирские огни, 1927, № 2

в эту ночь и чтобы наедине с самим собою побеседовать по кардинальному вопросу: в каких смыслах я-то стою сейчас. До этого времени я слушал дру- гих, как губка воду, вбирал в себя рассуждения, эмоции окружающих меня, но сам безотчетно ничем не проявлял своего отношения к Петербургским событиям. В изгибах души моей отстаивалась какая-то суть, которая—мне ка- залось—все об'яснит. Вот я и привалился на скамейку, гляжу в оба на ближайшее дерево и мучительно думаю. Мимо проходят людишки, как подумал я о них, ни мало не обращая внимания. Помню старушку. Небольшая, сухариком катилась она мимо меня. Фи- гура ли, поза или что другое заинтересовало ее; она остановилась, присталь- но посмотрела на меня, зашевелила губами, как бы намереваясь спросить меня о чем-то. Я перевел взгляд с нее опять на дерево и она не решилась заговорить. Пошла дальше, оглядываясь и замедляя свои шаги. Мимо, мимо, почтенная: тут не до разговоров... Идут кагалом учащиеся. Эти без стеснения таращат буркалы, бесцере- монно оглядывая меня со всех сторон. — F i e n . . oh-., oh quell хуре! —они вдруг дружно расхохота- лись, глядя на меня, потом, как по команде, отвернулись и, прибавив шагу, скрылись. Что за притча,—думал я.—Это, наконец, подозрительно. И я вдруг разгадал причину внимания старушки и игривого настроения детей. Немытый, нечесаный, чуть не в ночном костюме я, при дневном свете бродил по фешенабельному саду, полулежал на скамейке и вообще вел себя непристойно. Раз я плохо меблирован, «неглиже», мне здесь не место. Пойду домой. Костюм для француза—это первое. К открытию читальни я был дома. Исполнив служебные обязанности, я заперся в своей комнате и упал на кровать. Как с креста снятый, я ворочался, принимал разные положения, но сна не было. Я забывался раз-другой, но уснуть не мог. Решил отлежаться, все же успокоятся нервы и к вечеру можно побывать на собрании, которое обещало много в смысле новых данных на злобу дня и равно в смысле разнообразных суждений ораторов разных партий. Постучали из читальни. — Кто?:—спрашиваю. — Мы. — Слышу один голос. — Нас четыре пары ног. — Значит, вас двое,—говорю. — Не острите. В настоящий момент, когда требуется подобающая слу- чаю вдумчивость, он, господа, изволит заниматься экспримотами,—слышу я голос Стрикова.—Вылезайте из берлоги! — К чертям,—говорю грозно. — Мы черти,—по-вашему?! Это вам даром не пройдет, а пока вот что,— говорил Стрик,—знаете ли вы, что в России сейчас? — Именно? — Баррикады, революция, переворот...—продолжал он. — Не пугайте меня страшными словами 1 . Побойтесь бога! — Вернее верного... — Свершилось!.. — повторили другие.