Сибирские огни, 1927, № 2

стый путь мой подходит к концу, а молодежь—мой кумир, радость и утеха заката—требует от меня невозможного.• Всякому овощу свое время, а мне пред'являют векселя, по которым я платать органически не в силах. Дал что мог. История рассудит нас... Вы боитесь смерти?—круто изменил он_тему. — Какой? — Самой обыкновенной... телесной. — Пока отношусь индиферентно. Даже после аварии не думаю. — Ах, nau f r age, это—хорошо. Как я был бы счастлив, если бы... — Может быть с годами стану задумываться и грустить и страдать. — Вы приписываете моей старости? Ошибаетесь, n a u f r a g e! Я с юно- сти думаю частенько о ней и боюсь. Эта отвратительная гостья часто посе- щает меня. Это моя особенность, что при малейшей опасности я теряюсь и заболеваю медвежьей болезнью. О всех случаях испуга и болезни рассказы- вать долго и неинтересно. Укажу такое в сущности ничтожное происшествие. В Петербурге, переходя на другую сторону Невского, я был ударом дышла сшиблен с ног, но лошади и экипаж меня не задели. Возвратился домой са- мостоятельно, но, рисуя себе картину ужасных последствий подобного слу- чая, расхворался... Того курьезнее был со мной инцидент в Одессе—и смеш- ной и грустный, и, пожалуй, роковой. В то время я уже имел некоторое имя в литературе. Имел друзей и заводил новые знакомства. Ехал для отдыха, а попал в беличье колесо. Между прочим, пленился и не на шутку одной деви- цей из представительного аристократического рода. Ее душа отозвалась со- звучием моей, как говорили в доброе старое время. Не вдаваясь в подробно- сти встреч, разговоров, ухаживанья, сомнений и предположений, перейду к главному. Однажды деве пришла в голову блажь прокатиться в ялике по взморью. Заторопилась, затормошила меня; я согласился. Мы сели в лодку— я на весла, она у руля. Плывем, весело болтаем. «Ходит птичка весело по тро- пинке бедствий»—подумаш я при первой значительной качке и легком, но -зловещем урчании в моем нутре. Быстро настроение изменилось. В немногих словах я подготовил девицу к возвращению на берег, говоря: я люблю море, но только наблюдая с берега; что оно мне портит настроение и здоровье, что морское волнение совсем не переношу. Это не волнение, а ничтожная зыбь—сказала барышня. Вот сейчас попадем № водоворот и т. д. Я попросил ее повернуть лодку к берегу—она отказалась. Я бросил весла т заявил на- стойчивое желание вернуться, но она не изменяла курса. Между тем, волны значительно качали нас. Мое 1 беспокойство перешло в боязнь: мне предста- вилось бог весть что. Тон, каким я сказал барышне отойти от руля, был на- столько стилен, что она поспешно покорилась; я занял ее место, но... благо- получно доплыть до берега не удалось: мой желудок сыграл надо мною злую шутку. Как вышли на сушу, как она скрылась,—я плохо помню. Поднимаясь на высокий, крутой берег я оглянулся, но нигде не видел признаков моей спутницы. Она умчалась домой с легкостью серны. — А что же с вами было дальше?—не удержался я от вопроса. — Да ничего. Именно ничего,—сказал Иван Сергеевич замедленным темпом.—Сразу прошла болезнь и физическая и психическая. Как рукой сня- ло. Я зевал от усталости, поднявшись на крутизну, оглядывался по сторонам, как потерявший что-то малоценное и неудобное для посторонних зрителей но ни сожаления, ни раскаяния, ни желания поправить во мне не было — Но симпатия или что больше не могли же исчезнуть?