Сибирские огни, 1927, № 2

клокотала. Вероятно, он и во сне был не спокоен. Полемический задор никогда (в круглые сутки) не покидал его. Нюансируя голосом, он к концу речи зара- жал своим темпераментом всю аудиторию. Отдашься пассивно его словам и мыслям, закроешь глаза, развесишь уши—и все прекрасно... Но речь конче- на, очарование тускнеет, анализ разлагает его постройку и... недовольство гложет, разочарование зреет, готовое перейти во враждебность. — Вы вчера слушали Плеханова?—спрашивает меня химик. — Слушал,—говорю. — Хлопали? — Да. — Чем? Ушами?! — А вы,—спрашивали химика. — Я хотел ему... — Похлопать языком, да во-время опомнились... Где уж нашему теляти... — Но ведь...—начал химик. — Никто- не стал бы вас слушать...—окончил я. После такого диалога оба помолчали, надувшись друг на друга. — А вы заметили, что пустил задорный старик предыдущему орато- ру?—прервал молчание химик.—Он не громко, но явственно, так что все слышали, сказал: «корова ты под седлом»! — Грубость... Плоская шутка... он сам себе выдал аттестат гаера и озорника,—возразил я. —• Что же по-вашему—терпеливо молчать, терпеть многословие? — Не любо—не слушай... уйди! — Слово... кашель... пауза... отступление, исключение... в такой ме- ри хлюндии сам чорт ногу сломит,—не сдавался химик. — И по-вашему тут уместно неприличие?! — Я этого не говорю, но... надо же обрывать иных. — Чтобы пахло родным базаром... Меня коробит вульгарность, когда для крепкого словца не жалеют ни матери, ни отца. — Эти слова были ведь адресованы не Плеханову, а старику,—не уни- мался химик. Правда,—продолжал он,—Плеханову не скажут, боясь его острого словечка. А деликатный старик все стерпит, потому и сыплют шиш- ки на его голову, кому не лень. Это возмутительно! И я не могу простить себе попустительства подобных инцидентов. Нас надо оберегать от нас са- мих. Резвость хороша на ипподроме: там за нее деньги платят. Я иду дальше и говорю, что и в Плеханове этот метод резвости не на пользу ему. Слишком много аттической соли—и блюдо испорчено. Везешь скоро и красиво, это- хо- рошо, но когда для форсу при этом лягаешься, то нарушаешь цельность кар- тины и становишься опасен для седоков. Вы не согласны? — Кое-что есть, с чем я не мирюсь. Пейзажец ваш игрив, но свет не- правилен. Вы повесили, положим, картину в темный угол, а осветили из-под- полья. Уродливые тени вырисовались по стенам, где и себя не узнаешь. Надо больше об'ективности, и это тем более, что Пл—ов человек будущего, в не- котором роде—надежда партии. Теперь я вас прошу ответить, имеются ли данные ожидать от него полезной работы? Он не только разрушитель, но и созидатель, в последнем обстоятельстве на высоте науки и в курсе дела. — Не отрицаю всего этого,—говорил химик,—но Пл—ов всегда в своих отношениях к другим вносит очень много личного элемента, а э то та- кое слагаемое, которое уменьшает сумму. К слову окажу, что это мнение не