Сибирские огни, 1925, № 6

Был ветреный весенний вечер. На улицах белели еще снежные заплаты, а уж ветер взвивал и мчал, кружил, кружил -песок. В воздухе стояли дымные запахи, запахи душистых степных палов. За Иртышом в неизмеримых лиловых просторах догорала ржавая заря. Золотой ее блеск смягчался дымной вуалью. Николай выбрал на бульваре такое место, откуда виден был Иртыш, не- сущий звонкие, сверкающие льдины. На бульваре было пустынно. В сплетеньи голых и отживающих ветвей запуталась золотая паутина зари. Ветер колыхал ее очень бережно. Была необычайная тишина. Жизнь покинула улицы. Они, казалось, за- рылись в мягкую, в глухую шерсть. Движение притаилось в домах, притаи- лось для того, чтобы через пятнадцать часов вытечь на тротуары тысячью фонариков, бешеным ревом колоколов, гулом взволнованных разговоров и шарканьем тысячей ног. Была тишина. И вдруг в необыкновенной пустоте улиц взметнулась, взлетела, рассыпалась барабанная дробь. Из-за поворота улицы показался пионерский отряд. Этот вечер положительно- был вечером азиатского вторжения В одном из звонкоголосых рядов Николай увидел знакомого киргизенка, старательно отбивающего счет. % Месяц тому назад в клубе Юргенсоновского завода он столь же стара- тельно коверкал слова обещанья, этот маленький азиат. А когда на тяжелом его бешмете закраснел удивительный галстух, крохотный нос киргизенка на- мок от волненья, он растерянно стал оглядываться и вдруг залепетал что-то жалобное, зовущее. И вот тогда от толпы зрителей отделилась коренастая киргизка, подошла к мальчику и широчайшим подолом, платья вытерла ему нос. Николай заметил тогда, что- в тяжелых ее шагах была такая же, как у Тони, неуклюжая осторожность, осторожность беременной женщины. Ш. Возвращение. Рассказ старухи-дочери. Противоречивые события на одной жилплощади. Николай вернулся домой вечером., на первый день пасхи. Он был весел, несмотря на колокольный перезвон, навязший в ушах. За два дня раскрылись тайны интегралов и в хронокарте обозначилась идеальная прямая. И все же непонятное беспокойство охватило его, когда с порога увидел он выгнутого ревматизмом старика-мужа старухи-матери. Старик сидел на сундуке (в конце коридора) и как-то по-новому све- шивалась его голова, словно и ее согнул ревматизм. Навстречу Николаевым шагам вырвался его сиплый выкрик: — Коля! Бабушка-то- у нас умерла! Голос пересекся, Старик прижал платок к глазам, заплакал, засмор- кался. i Огромные его лопатки забились под рубахой. Всхлипывая, он выплевы- вал несвязные слова. Он бормотал о белой лебеди, о золотой работнице, об Аннушке, которая сгрохала три дома. Николай не находил утешительных слов. Он приковался глазами к бе- лой стене, по которой пробегали солнечные зайчики. Ему представлялась старуха. Он видел не пеструю игру зайчиков, а блеклые, почти угасшие стару- шечьи глаза.