Сибирские огни, 1925, № 6

Крысиный писк старухи-дочери затянулся-бы надолго, если бы Тоня не заключила его покорным и безучастным: — Хорошо, я приберу. Старуха шмыгнула за дверь. Но Николаю не удалось вернуться к инте- гралам, потому что произошел другой разговор, — Николай!—сказала Тоня, отбросив в сторону Дюма. —- Ну, что еще? — Я все-таки испеку кулич. — И глупо сделаешь. — Но подумай сам, опять эти старухи притащутся, сунут тебе кусочек кулича, кусочек ветчины,—как тогда, на святках. Начнут ехидничать: поку- шайте наших угощениев, у вас своих-то нет. — Ах, да делай, как знаешь!—выцедил Николай, и разговор оборвался. Ему не хотелось спорить, потому что с того времени, как у Тони вы- щелкнулся живот, она стала раздражительной и плаксивой. Николай оделся и вышел из комнаты. В коридоре, у окна, сидела в кре- сле старуха-мать. Укутанная в шаль, она казалась уснувшей. Но навстречу Николаевым шагам открылись ее глаза. В погасшем, в мерклом ее взгляде не обозначился на этот раз привычный огонь вражды. Николай быстро- прошел мимо этих больших комнат, непрерывно вое- вавших с его маленьким уголком. В больших комнатах было тесно от сунду- ков и комодов, а в маленькой просторно, просторно потому, что имущество ее жильцов вмещалось в два чемодана. У старух не было приязни к теории двух чемоданов. Они не любили так- ^ же ту цветистую полоску, которая вплелась насильно в ткань спокойнейшей их жизни, испортив ее ровный серый фон. 'П. Размышления о куличе, о стуле и о подсолнечной шелухе. Экзотика стенного города. Старательный киргизенок. — Да, кулич,—думал Николай, шагая улицей—Сейчас кулич, а что потом? Лампадка? Ах, эта весенняя практика по астрономии:!.. Эти звезды, улавливаемые в зенит трубы, эти ночные часы, проводимые вдвоем—право же, они придума- ны для сумасбродства и стихов... Почему пропадает потом- солнечная бронза щек?.. Тоня стала другая: днями валяется на- постели, не расстается с Дюма и лущит -подсолнухи-. Не- померное ее оживление сменилось азиатской неподвижностью. Кажется, она обрела в себе наследие киргизки—своей матери. В прошлое воскресенье она присоединила свой- стул к стульям квартиро- хозяек, вынесших на улицу шелуху подсолнухов и сор нескончаемых спле- тен. Не было ничего удивительного в том, что, когда из-за угла вылетел пре- следуемый толпой мальчишка, Тоня вскочила, схватила стул и побежала вслед за жестко-любопытными людьми. Да, это так. Но почему же солнечная бронза щек сменяется подсолнеч- ной шелухой, неопрятно облепившей губы?.. Размышления о куличе, о стуле и подсолнечной шелухе заслонили от Николая экзотику степной весны. Очень нескоро вернулось -к нему давнее и -все еще не оскудевшее восхищение перед этим степным городом—перед этим осколком Европы, врезавшемся в жирное тело Азии.