Сибирские огни, 1925, № 6

— Хорош, хорош... — Чо тут говорить, господин-пан... Котел добрый... Щи в нем варю... Добрый чугун, только бы не испоганить его... — Ничего, ничего... Я не хоцу обижайт вас. XII. Через час Михайло и. добрый десяток мужиков, по приказанью началь- ства, принялись за работу. Приказано во дворе котел обмыть до чиста, на- лить в него воды чистой и вскипятить. Михайло качался на ногах. — Не пьяный, кажись, а ноги дрожат... Жалко котел... Испортят... У-у, рожи. Ванчу-то, поди, исгубили, теперь за котел принялись, а там и за меня... Мужики молча, как будто в рот воды набрали, перевернули котел вверх дном. —- Чижолый,—прошептал один. — Пошто чижолому не быты,—огрызнулся Михайло,—-на всю артель щи варили. Бык утонет с хвостом и с рогами в этаком котле. — Артельный котел, чо и говорить, паря. В прежы годы таки делали. Нынче не делают таких. Котел покачался взад-вперед и грузно придавил сырую землю. Мужики ззялись за топоры, настрогали кольев острых, забивали колья в землю, сма- стерили из кольев круглый таган и присели курнуть. Достали кисеты с огни- вом и с листовым табаком да трубки корявые самодельные. — Кури, да поживей, а то ишшо взгреют. -— Без курева рази можно? Где видано? — Где видано? Загранишным закон не писан на нашей земле. Сев на кортечки, мужики закурили. Все уставились в землю и думали „думу —- Поди расстреляли парня-то... жаль... — Как не расстреляли, поди... ишшо ночью, пожалуй. — Да нет, бабы говорят, ишшо на станции седни видели, живой быдто... — Ну, а коли так, стало-быть живой. Авось обойдется. — Держи карман шире. Чо-то мне кажется, добра не жди... Эх, жизня русска!.. Покурили мужики и всем огулом> стали поднимать котел на самодель- ный таган. Железные трезубцы, на которые котел ставился, еще при дедах потерялись. Пришлось самодельные мастерить. — А ну еще берем, а ну еще берем... — Чорт, здоровенный 1 какой. На чо им понадобился такой? — А хрен их знат... Миколка-сынок привез бочку воды. Почти всю ее проглотило чугунное пузо котла. Под чугуном зашипел костер. Кедровые и сосновые сучья шибко трескались. — Подкладывай, дядя Михайло, где наша не пропадала... Огонь на ветру жадно сушил отяжелевшую землю и шершавое днище котла. Прелая сырость на чугуне корчилась, пучилась над костром, шипела, как яичница на сковороде, покамест огонь сухим языком своим не слизывал ее дочиста. Дым завивался в трубки, катился по двору, и остро залезал в глаза, хотя его никто и не просил залезать туда.