Сибирские огни, 1925, № 6

22. Около этого же времени сквозь заснеженную тайгу, по закуржеве- вшим тундрам продирались красные отряды. В великом стихийном беспорядке двигался чаемый варнацкими—и иными по тундрам, по равнинам, по плоско- горьям, по хребтам—по России сидящими людыми—прочный, кондовый, новый яорядох. Красные отряды стягивались к Лене-реке, закидывали, захлестывали частую сеть по глухим незнаемым (местам, ловили-вылавливали остатки пе- иеляевоких, каппелевских, разных других генеральских полков. Красные от- ряды двигались медленно: труден был снежный, пургою переметенный, ува- листый, рыхлый, коварный путь. Они упорн», задерживаясь в трудных местах, копя силы, лезли вперед, и там, где до них проходили остатки, оскол- ки армии погибшего' верховного правителя, крестьяне встречали их благо- душно, указывали легкие и удсбные дороги, присоединялись к ним. Но все чаще и чаще шли они по малолюдной стране, то глухому малоезженному зимнику—и обжигали их знойно-морозные вздохи тайги, затаенно погля- дывали на них с берегов черные стены тайги, низко- нависало над ними измо- розное небо. И редкие, неожиданные в стылом воздухе звуки порою застав- ляли их настораживаться: глухой треок в чаще еловой, короткий крик да- лекого 1 зверя, свист. Они изредка настигали измученные, но упорные в сопротивлении белые втряды. В кованные снега врывались они грудью, заседали за кокорники, в ложбинках, подстерегали, ждали. А там, против них, тоже врывшись в снега, ждали, таились враги. Потом звенели пули, в морозной лихорадке трясся пулемет, трещали глухо и пусто выстрелы 1 . Вставал шум схватки. Рвался рев—и оттуда, от врагов, и здесь. Рев таежный, звериный, под стать тайге. Порою приходилось долго топтаться на одном месте и медленно, оже- сточенно и упорно выбивать неподдающегося, отчаявшегося неприятеля. Как медведя в берлоге, обкладывали его, обходили со всех сторон и жали, и ра- нили. До тех пор, пока смертельно раненого не вышибали последним уби- вающим ударом. Порою останавливались в жилом месте, наспех лечили раненых, отды- хали. Тогда люди засыпали тяжелым, непробудным сном. Сбившись по избам на полу, на трухлявой соломе, они метались! в тревожных сонных грезах, скрежетали зубами, вскрикивали, хватали руками избяной крепкий воздух, вцеплялись один в другого. Просыпаясь, долго не приходили в себя, глядели невидящими глазами, и тогда были у них окаменело-улыбающиеся странные лица. На них клочьями висела изношенная плохюгреющая одежда. На щеках, на носах коричневыми пятнами лежали морозные поцелуи—до крови, до мяса. На остановках они долго растирали обмороженные ноги обмороженными, с негнущимися пальцами, руками. Их красные знамена-значки истрепались, исполоскались под пургами, под вьюгами, под морозами. Их красные знамена с 'просвечивающимися дырами гнулись под холодными ветрами, но ползли, ползли вперед, плескались над ними. Их песни, которые они порою пели хриплыми, простуженными голоса- ми, будили тоску и тревогу в таежном молчании... В зверином лесном беспорядке двигались, катились они. Днем тускло, еле пробивая туманные завесы мороза, светило-над ними солнце; ночью рас- сыпалось над их головами все богатство звездного северного неба. И са^